Болотница

Коренные жители тайги не одну и не две истории навскидку вспомнят, как трёхлетний или четырёхлетний ребёнок, мальчик или девочка, не суть важно, пропадал в лесу. От родителей отстал, когда ягоду собирали, или самому что в голову стукнуло, но ушёл и исчез. Но, в отличие от многих других случаев, конец у этих не печальный. Конечно, немедленные поиски организуют. И уже совсем надежду теряют, потому как проходят не одни сутки, а в тайге любому без экипировки и опыта, да ночью, да с мошкой и серьёзным зверьём, прямо скажем, хана. А здесь чуть ли не босиком, в одной рубашонке малыш, говорить ещё толком не умеет. А тут вдруг этот уже практически оплаканный родными ребёнок находится живой и здоровый. И даже не особенно успевший испугаться. Иногда рядом совсем находится, где искали уже, каждый куст прочесали, каждую кочку перевернули. А иногда за много километров от родной деревни, в другом поселении, куда взрослому мужчине по тайге добраться ой как не просто за такой срок. Только вот взрослому и время надо, и силы, и знание дороги, а для этого малыша время сузилось, вильнуло, исказило пространство. Он и устать не успел, и замёрзнуть не успел, ягодами голод утолил, потому что не сильно проголодался. А что ему уставать да голодать, когда для него прошло несколько часов, или того меньше! Они и рассказать толково не могут, что к чему. Шёл и шёл, думал, что домой. Только это не свой дом, а чужая деревня. Тут-то и начинают они рыдать, тут-то и пугаются.

Малым детям, невинным душам, не замутнённым цивилизацией и псевдонаучной мишурой, которую выдают за истину в последней инстанции, гораздо легче и попасть, и принять как должное всё, что взрослому человеку трудно объяснить логикой и физикой. А потому стыдно признавать.

На Брусилова тоже косо, с усмешкой, как ему казалось, посмотрели: мол, сломался геолог, молодой парень — куда ему одиночество в тайге выдержать, озерцо с болотом спутал, три недели бродил. Бросай, мол, пить, коли не умеешь.

А он всю ночь потом думал, курил папиросу одну за другой. Думал и не додумался. Известная ему наука случившееся с ним никак не объясняла, а, будучи безбожником, больше опираться в своих умозаключениях ему было не на что. Теория с болотным газом больше всего вписывалась в обычную картину мира, Брусилов в конце концов её и принял. Чёрт, которого не бывает, с ним, с отсутствием по факту болота.

Через день Виктор Иванович собрался дальше, причём даже не потребовалось особенно пополнять запасы крупы, муки да сала, и пошёл на этот раз, от греха подальше, по длинной тропе. Тридцать километров отмахал, там поднялся к обнажениям, работал несколько дней. Потом спустился в долину реки, вышел на известную тропу, выведшую через пять километров к просеке. А там через два дня просека пришла к дороге, откуда геолог легко дошёл до деревни, где оставил собранную коллекцию породы, дневник запечатал сургучной печатью у местного представителя власти, на которого возлагалась обязанность отослать в геологоуправление коллекцию с дневником. А сам, отдохнув дня два, опять нырнул в таёжные дебри выполнять комсомольский наказ, потому что путешествие его ещё не закончилось.

Злоключения Брусилова закончились, а мои, похоже, нет.

Почему Лоскатухин решил, что это происшествие с геологом важно? Три восклицательных знака, красный карандаш, знакомым почерком начертанное восклицание — всё указывало на значимость для деда Евгения истории этого самого Брусилова.

Ведь всё описанное в статье происходило совершенно в другом месте, далеко от Анцыбаловки.

Недоумевая, я задумалась и так ничего и не придумала. К тому же мысли путались, словно плыли куда-то.

Голова гудела, тело стало каким-то ватным, меня немного подташнивало. Я решила немного прилечь, чтобы голова окончательно не разболелась, но едва коснулась щекой подушки, как мгновенно отрубилась.

Глава 24

Проснулась я, сжимая обеими руками лом. Как Брусилов карабин. Сравнение даже показалось мне смешным.

В щель между шторами пробивались солнечные лучи. Во сне я так сильно сжимала зубы, что они теперь немного побаливали.

Осторожно свесившись с кровати, я заглянула под неё, подсвечивая телефоном, но ничего, кроме не очень чистого пола, не увидела. Только тогда я рискнула встать и пойти на кухню, попутно раздвигая шторы и выключая свет. И во весь голос горланя любимое: «Я свободен, словно птица в небесах! Я свободен! Я забыл, что значит страх!» Спасибо Кипелову.

Холодильник молчал, и я, испугавшись настолько, что немедленно сама замолчала, прижалась к нему ухом, чтобы убедиться, что он по-прежнему работает.

Тишина пустого дома навалилась на меня и мигом вернула все страхи, все переживания, и петь мне расхотелось.

Подойдя к запертой двери в мамину спальню, я прошептала в щель: «Мама, я люблю тебя! Возвращайся поскорее!» И заплакала было, но резко одёрнула сама себя.

Теперь надо было готовиться к походу в лес.

Я никогда раньше не ходила в походы и не ночевала в лесу. Но всё когда-то приходится делать в первый раз.