Дверь дома тоже была распахнута настежь. Могла она открыться сама? Слышно было, как где-то в комнатах бьётся одинокая муха. Хотя нас не было совсем недолго, дом уже выглядел и пах, будто нежилой, давно заброшенный.
Ничего, естественно, не пропало.
Только оставленные мной на столе корочки хлеба успели заплесневеть. Но это могло объясняться совсем прозаическими причинами вроде плохого качества теста.
Невозможно было поверить, что за сегодня столько всего произошло: только утром я ушла на мамины поиски, мы вырвались из лап болотницы, и вот теперь мы вместе, живые и практически невредимые, а день даже не клонится к вечеру, словно прошло не больше пары часов.
Мы молча стояли на пороге и смотрели на это всё.
Заработавший холодильник заставил нас вздрогнуть и словно очнуться.
Глава 34
— Собирай свои вещи, только самое необходимое и что сможешь на себе унести. Постельное бельё сверни, — сразу стала распоряжаться мама, словно ничего особенного не произошло. Это было так обыденно, что я вгляделась в её лицо. Да, это было родное мамино выражение, появляющееся у неё всегда при генеральной уборке или каком-то ещё подобном важном событии, требующем быстроты и сборов, а не рассуждений и колебаний.
Сама она, переодевшись после душа в майку и джинсы, уже вытащила большую спортивную сумку, почти не раздумывая побросала в неё какие-то свои и папины вещи, примерила на плечо и осталась удовлетворена весом. Когда я вернула её кошелёк, она восприняла это как должное и, не интересуясь, каким образом он попал ко мне, просто запихнула его в отделение с документами.
Меня немного поразила быстрота, с которой мама всё делала. Будто заранее была готова к такому повороту событий. Не к одержимости болотницей, конечно, а к экстренному отъезду.
Я тоже не особо возилась, потому что ничего особенного с собой и не брала. Свои любимые привезённые из дома книги я отложила в стопку вещей не первой необходимости. Сейчас мистические приключения, описанные в них, казались мне надуманными и наивными. Если только там тоже не описывалась правда…
В любом случае читать мистику и фэнтези мне в ближайшее время абсолютно не хотелось. Это не та реальность, в которую мне надо было окунуться с головой, чтобы отвлечься от настоящего.
Принимая душ после мамы, в ванную дверь не закрывала, хотя и испытывала некоторый стыд за своё недоверие. Хотя и оправданное.
Конечно, моя сумка совсем пришла в негодность, выглядела и пахла отвратительно. Пришлось просить у мамы что-нибудь, во что можно было бы сложить мои пожитки. Я была готова к обычным упрёкам в неряшливости и неумении ценить свои вещи, но мама, не интересуясь причиной, быстро освободила для меня подходящий рюкзак, в котором обычно возила всякую косметику и лекарства.
Вещей в итоге набралось всего ничего, раз уж книги я решила оставить. Кроссовки, которые занимали раньше так много места, тоже годились только для помойки, как и сумка. И всё равно по скорости сборов я сильно уступила маме. Она уже сгребла все наши оставшиеся вещи из шкафов и распределила их на своей кровати, а на кухне собрала на столе посуду, отодвинув в сторону, но не убрав термос и дневник Лоскатухина с вложенным в него самодельным крестом, которые я по приходу достала из своей сумки и сложила здесь.
Я как раз застала её, когда мама стояла напротив иконки и внимательно смотрела на неё.
Как тогда…
Меня опять словно что-то кольнуло. Как часто теперь я буду присматриваться к родной матери, своей любимой мамулечке, которую знаю лучше всех или не знаю теперь совсем? Как часто теперь буду искать подтверждения того, что она — это она
И будто бабка из Зелёново мне сказала прямо в ухо: «
Но тут мама, обернувшись, заметила меня и улыбнулась знакомой, такой привычной и тёплой улыбкой, что я бросилась к ней, уткнулась носом в плечо и немножко поплакала. Мама только молча гладила меня по спине и тихонько целовала в макушку.
От сердца отлегло.
— Ой, да у тебя совсем волосы на солнце выгорели! — вдруг воскликнула мама. — Смотри-ка, эта вот прядь даже стала совсем как у папы.
Видимо, на моём лице отразилась вся буря эмоций, разразившаяся после маминых слов, поэтому она поспешила утешить меня: «Да не волнуйся ты так, отрастут новые».
— Мам, ты помнишь, что сказал Лоскатухин? — спросила я и, сообразив, что мама вообще не в курсе, уточнила. — Ну, тот старик на болоте.
— Какой ещё старик на болоте? — всё равно не поняла мама. — Сосед наш?
— Да нет! Евгений Лоскатухин! На болоте! Который спас нас…
Я осеклась, потому что вдруг сообразила, что мама тоже могла его не видеть.
Словно в подтверждение моих догадок, мамино лицо исказилось, будто воспоминания причинили ей боль, и она прошептала, словно сквозь силу: «Вичка, я совсем ничего не помню. А то, что помню, очень странное… Странное и страшное. Не рассказывай пока мне ничего, ладно? Просто давай скорее собираться и уезжать. Это, кажется, единственное, что я помню и знаю».