Болотница

И всё же странно, что призрак настолько напоминает реального, из плоти и крови человека, что звуки при его передвижении по болоту слышны, как будто наступает настоящая нога, и трава приминается под ней, как под настоящей. И удивительно, что я сейчас об этом думаю.

— Не опускай крест! — предостерёг меня Лоскатухин, остановившись в отдалении и не делая попыток приблизиться к нам с мамой. Наоборот, когда я сделала шаг к нему, он будто отступил, сохраняя между нами одну и ту же дистанцию.

Мама молча подошла ко мне сзади и обняла за плечи, грея и охраняя. Я подняла голову и посмотрела на неё. Мамино лицо было печально. Она смотрела на Лоскатухина без удивления, но с какой-то горечью.

— Спасибо, спасибо вам! — горячо принялась благодарить я деда Евгения. Мне хотелось обнять его или хотя бы пожать руку. Во мне опять поднималась эйфория.

Но наш спаситель оборвал меня не терпящим возражений тоном:

— Ступайте в деревню, немедленно. Она за вами не пойдёт, да и Пират пока не пускает. Но коли останетесь дотемна, я уже не смогу её сдержать. И сразу уезжайте! Чем дальше будете, тем слабее её сила. Свезло ещё, что дождей нет.

Он поднял голову к небу, к серому маревому небу, и повторил глухо: «Пока дождей нет…»

— Вы так нам помогли! — снова горячо начала я.

— Нечего болтать попусту, — с почти грубой резкостью опять перебил Лоскатухин. Таким тоном он, наверное, при жизни гонял ребятишек с болота. — Ступайте!

И как-то неожиданно он оказался совсем далеко, у кустов — тех самых, откуда сначала появился. Повернулся к нам спиной, обернулся коротко через плечо и внезапно пропал, будто никогда его и не было. Растворился в переплетении ветвей и листьев. Мгновенно потерял чёткость и объёмность, будто кто-то взял и выключил его.

Только сейчас я заметила, что моя сумка валяется в луже, а содержимое наполовину вывалилось в жижу. Ласково высвободившись из маминых объятий, но на всякий случай схватившись за край её сарафана и потянув за собой, я шагнула к сумке и, не особо заботясь, отряхнула кое-как пожитки и сгребла в основное отделение, а дневник с самодельным крестом пристроила в наружный кармашек, чтобы легче было достать.

Закинула сумку на плечо. Мама ещё раз крепко обняла меня, а я её, и мы, взявшись за руки, пошли по моим следам прочь с болота.

Глава 33

Вот мы миновали первый куст на границе леса и болота, где чуть подрагивала на ветру моя ленточка, повязанная рядом с обрывком маминого сарафана, и пошли уже быстрее, не боясь наступить в топкое место.

Вот показался куст, на котором закончилась мамина лента. Пёстрый, словно усыпанный цветами, он выглядел очень нарядным. И был очень сильно похож на те обрядовые деревья желаний, которые до сих пор по языческой традиции украшают в наше время такими вот ленточками и лоскутками ткани, загадывая желание. Я вспомнила, что читала про такие деревья. Они росли в строго определённых шаманских, почитаемых и опасных местах, у источников, горных перевалов. И ленточки на них повязывали не абы какие, а специальным образом подготовленные.

Если задуматься, то этот куст обладает всеми признаками особого, и ленточки, получается, не случайно мы повязывали. И даже болотница не смогла справится с силой желания, загаданного в нужном месте в нужное время.

От воспоминания о только что пережитом нами мне снова стало жутковато и хотелось не просто прибавить шагу, а бегом бежать из леса.

Но едва мы дошли до украшенного куста, мама вдруг споткнулась, чуть не упала, если бы я не подхватила её, и так сильно вздрогнула, всем телом, что я испугалась.

— Вичка, я вижу! Я снова всё вижу!

Она словно бы только что очнулась.

Мама схватила меня в объятия, крепко прижала и заплакала, громко всхлипывая.

— И телефон я посеяла, — смеясь и плача, сообщила она мне в макушку.

— Мамочка, да фиг с ним, с телефоном. Нам нельзя здесь оставаться, побежали домой! — как ребёнка начала я уговаривать маму, тоже плача.

Мама послушно кивнула, и мы, всё так же обнявшись, поспешили по моим ленточкам из леса прочь.

Обнявшись, мы стояли у распахнутой калитки и смотрели на дом.

Ничто никак не указывало на то, что там вообще кто-то жил. Если бы до этого я не смотрела время на почти полностью разряженном телефоне, который на этом самом моменте обиженно пискнул и сдох, то решила бы, что мы отсутствовали несколько недель, а никак не сутки.

Что вообще за странная идея отправлять свою семью в такое глухое место? Да, папе нравились такие медвежьи углы, но, однако, он не остался с нами, а сразу уехал. Уехал, зная, что сможет с нами связаться, только если мы сами этого захотим. И при этом не изменил своей привычке отключать на ночь телефон.

Почему он это сделал? Или зачем?

И как мама могла согласиться с таким положением вещей?

Я взглянула на неё, словно могла увидеть ответ.

Мама прижала меня к себе, ободряюще улыбнулась и чмокнула в макушку.

И мы шагнули на участок через приветливо распахнутую калитку.

Мне помнится, что калитку я за собой закрыла, когда уходила. Но теперь не была в этом уверена.