– Сережа, слей в ведро бензин. Мы их сверху обольем, а потом из ракетницы, – сказал командир.
Сергей встретился взглядом с командиром, еще не до конца веря тому, что услышал.
– Давай побыстрей, а то уйдут. Лес рядом.
Хлебников спустился обратно в грузовую кабину, нашел ведро, слил с него бензин из бочки. Вдвоем с егерем они приоткрыли дверь, и, когда под вертолетом оказалась брезентовая крыша машины, Сережка вылил из нее бензин. Егерь тут же выстрелил из ракетницы. Между вертолетом и машиной, казалось, произошло короткое замыкание; ракета ударилась о брезент, отскочила в сторону. Машина вспыхнула как факел. Еще некоторое время она продолжала двигаться к спасательному лесу, он был недалеко, в какой-то сотне метров, но потом резко затормозила. Из нее, точно бешеные тараканы, врассыпную бросились люди. Впереди всех бежал Чирок, его длинную нескладную фигуру они узнали сразу же.
– Вот чудаки, – рассмеялся Поротов, – дальше тундры не убежите, а отвечать все равно придется.
Вертолет приземлился неподалеку. Хлебников снял бортовой огнетушитель, загасил пламя на машине.
В кабине нашли около сотни обрубленных ног оленей; валялись ружья, бутылки из-под водки. Пахло бензином, паленой шерстью.
– Камус добывали. Может быть, для нас, – шепотом, чтобы не услышал егерь, сказал Огурцов Сергею. – Придется невесте валенки носить.
– Такие унты мне не нужны, – буркнул Хлебников.
Не в силах больше оставаться около вездехода, он поднял огнетушитель и зашагал к вертолету.
Совсем неожиданно там, где невысокий лес узкой полоской сбегал в болото, Сергей увидел олененка. Отбившийся от стада олененок бестолково смотрел на вертолет, наверное, принимая его за большого оленя. Низкое солнце насквозь просвечивало его. Казалось, он вот-вот расплавится, сгорит бесследно. Но вот олененок вздрогнул, что-то напугало его. Как из катапульты, он взвился вверх и быстро, легко помчался по тундре.
Волчонок
После окончания десятого класса Севка Герасимов пришел к грустному выводу, что его жизнь не удалась, потеряла всякий смысл, и остается лишь выяснить, кто в этом виноват и что делать дальше. К столь неутешительным мыслям Герасимова подтолкнули события, которые произошли за последние полгода. После зимних каникул его чуть было не выгнали из школы за пьянку, потом он был готов сам бросить ее, чтобы каждый день не видеть нахальное и самодовольное, как у английского дога, лицо одноклассника Левки Трухина.
Он бы ушел в другую школу, но в Барабинском предместье других не было, а до ближайшей городской – топать семь километров. В самые грустные минуты Севке казалось, что судьба обделила его всем и он лишен даже права выбора. Известно, место рождения, отчий дом, семью, друзей детства не выбирают. Но, как выяснилось, одноклассников – тоже. Нет, они были не хуже и не лучше других. Но вот некоторых он с удовольствием утопил бы в болоте, которое было такой же мрачной частицей его жизни. В распутицу, выбираясь на твердую дорогу, он с грустью убеждался, что живет в самом не приспособленном для этой цели месте – на Куликовом болоте. Само название пошло от болотистой поймы, которая со всех сторон обступала предместье и с ненасытной жадностью поглядывала на спасшиеся от него на плоском песчаном холме каменные дома. В последние годы там были построены новые пятиэтажки, там же находилась и школа. Чуть ниже, у сравнительно сухого подножия, лепились двухэтажные деревянные бараки. А дальше, насколько хватало глаз, Куликово болото с крохотными, наполовину притопленными улицами и огородами, с покосившими заборами и столбами, с тухлыми озерцами и заросшими вечнозелеными лывами – настоящий рай для комаров, который местные в шутку называли своей Амазонией.
Севке иногда казалось, что все происходящие в мире изменении обитателей Куликова болота не касались. Со дня основания поместья они были предоставлены самим себе, и если кто-то и приходил к ним на улицу, то чтобы убедиться: есть места, где люди живут беднее и хуже, чем они сами. Вообще, у черта на куличках, где, казалось, все было обречено на выживание, трудно было искать справедливости. Если она и существовала, то, уж конечно, не на болоте и не в предместье. А в школе и подавно! По его глубокому убеждению, там, где всем заправлял Трухин, ее не могло быть и в помине. За примерами далеко ходить не надо.
После сдачи экзаменов десятиклассников, как обычно, оставили в школе на практику. Трухин приходил вовремя, и его тут же отпускали в спортзал – он был капитаном сборной школы по баскетболу. Севка, глядя ему вслед, с усмешкой думал: перетаскивать парты, выносить мусор и мыть полы приходится одним, а в это же время тренироваться, петь песни и готовиться к разным там математическим, географическим и прочим олимпиадам – другим. Выполнив свое дневное задание, Севка заходил в спортзал, садился в уголке и сквозь тугой стук мячей ловил обрывчатый смех, громкие крики, резиновый скрип о деревянный пол кед и кроссовок. Тот мир, куда он стремился, был от него на расстоянии вытянутой руки, но он был закрыт именно Трухиным, и никем более.