Он замечал, что Трухин прыгает в высоту на метр шестьдесят, и об этом говорит вся школа. Он, Севка, следом берет ту же высоту, и все словно в рот воды набрали. Часто, желая поставить его в пример, их классная, далекая от спорта Любовь Ароновна говорила, что у Трухина красивая спортивная походка. Все девчонки на вечерах хотели, чтобы на танец их пригласил именно он – Левка Трухин. А вот его, Севку, обходили стороной. Какими мерками и линейками они при этом пользовались, одному Богу известно. Образ сложился и, как клеймо, на всю жизнь. Впрочем, у Левки можно было кое-чему поучиться. Например, он хорошо играл на электрогитаре в школьном инструментальном ансамбле. Севка, глядя на Трухина, тоже научился играть на гитаре, но это дела не поменяло. К ансамблю его не подпускали и на пушечный выстрел. Там задавала тон Левкина компания. Трухин первым в классе научился кататься на доске, которую он называл скейтом. Севка был тоже не прочь покататься на доске, но, во-первых, ее у него не было, а во-вторых, на Куликовом болоте сроду не было асфальта.
Герасимов понимал: мнение не рождалось сразу, оно складывалось и лепилось постепенно, мазок за мазком. Как и водится, он думал о себе лучше, окружающие – хуже. Самое обидное, что в отношении него не было даже середины. Более того, увидев, как болезненно он реагирует на шутки в свой адрес, начинали изощряться и даже цеплять отца. Как-то, опаздывая в школу, Севка пошел напрямую через болото и попал в наледь. Выступившая вода прихватила валенок. Он рванул ногу, подошва осталась припаянной ко льду. Кое-как он допрыгал до школы, опоздав на контрольную. Когда Любовь Ароновна, которую все для краткости называли Вороной, принялась по обыкновению его ругать, он не выдержал и начал вытирать рукавом глаза.
– У него валенок выпить просит, – пошутил Батон.
– Что за моду взяли, чуть что – слезы, – хмуро сказала классная. – И не стыдно. Что, и в армии плакать будешь? Чтоб завтра отец был в школе.
– Он не сможет, – сказал Севка.
– Он в пивбаре опохмеляется, – хихикнул сзади Батон. – Может, уже и лежит.
Севка тут же развернулся и въехал Батону по жирной ряхе. От неожиданности тот, как черепаха, втянул голову в плечи.
– Это еще что за фокусы? – закричала Ворона. – Герасимов, кто тебе позволил распускать руки? А ну, оба – вон из класса! И чтоб завтра ваши родители были в школе!
В школьном коридоре они сцепились с Батоном не за жизнь, а на смерть, но подоспел школьный сторож Кузя и своими огромными ручищами растащил их в разные стороны. А жаль! Батон переступил грань, после чего Герасимов считал своим прямым долгом вмазать ему на полную катушку. Он по-подлому решил воспользоваться случаем, о котором Севка даже в дурном сне старался не вспоминать.
Как-то во время урока его вызвал из класса Борька Пыженко и сказал, что минуту назад видел его отца лежащим на снегу возле пивбара.
– Надо что-то делать, вдруг еще замерзнет, – сказал он.
С Пыженко они добежали до пивбара, и Севка действительно увидел лежащего отца. Он попытался поднять и поставить его на ноги, но тщетно – родитель мычал, его упорно тянуло к земле. Пыженко достал где-то санки, и на них они отвезли отца домой.
Природа щедро наделила Севкинова отца здоровьем. Кроме того, еще и золотыми руками. Так же щедро он всем и разбрасывался. По части столярных и слесарных работ в поселке ему не было равных. Но это и стало причиной всех его несчастий. Расчет с ним был один – бутылка водки.
– Ты, толстомордый, моего отца не трогай, – тихо, но внятно сказал Батону на перемене Севка. – И впредь запомни, больше предупреждать не буду, голову оторву.
– Лев, а Лев! – крикнул Батон. – Смотри, Герасим осмелел, угрожает. Может, по стенке его размазать?
– Это он, должно быть, с перепоя, – рассмеялся подошедший Трухин. – Ты ему прости. Его жалеть полагается.
Но Батон жалеть не собирался. Он принес в класс пакет с пустыми пивными бутылками и на перемене запихал Герасимову в стол. Севка их обнаружил, когда начался урок. Одна из бутылок выскользнула и, загремев, упала на пол.
– Герасимов, это что такое? – удивленно покосилась на него историчка.
– А это он пушнину принес, сдавать будет, – спокойным голоском подсказал Батон. – На новые валенки.
В ответ раздался дружный хохот. Но представление испортила Маша Гладковская. Она подскочила к Батону и срывающимся голосом крикнула:
– Коннов, как тебе не стыдно! Чего привязались к человеку? Уверены, что он вам не ответит? Так поступают только подлецы и трусы!
Неожиданно ее поддержал Трухин. Он подошел к своему дружку и потребовал, чтобы тот собрал бутылки и выбросил в мусорку.
– Лев, ты это чего? – залепетал Батон. – Ведь я просто хотел пошутить.
– Чтобы шутить, надо иметь мозги, – обрезал Трухин.