Болотное гнездо (сборник)

Кто-кто, а уж Тарабыкин в жизни разбирался. Александр Борисович родился в славном украинском городе Жмеринке. с детства он мечтал стать музыкантом, учился играть на скрипке, Но потом родители переехали в Харьков, там померли, и ему пришлось работать официантом в ресторане. Возможно, он и до сих пор работал бы, как он выражался, в высокоинтеллектуальной сфере обслуживания, но его сгубила страсть к карточным играм. На этой почве он имел проблемы с законом. Как-то, желая избежать принудительного изменения местожительства и других сопутствующих неприятностей, после очередного крупного проигрыша он решил поломать карту и укатил жить аж в Америку. Однако вскоре вернулся обратно, понося всех, кто придумал сладкую сказку о заморской стране. В Иркутск он решил податься по одной простой причине: от Америки у него сохранились теплые меховые ботинки и нежелание встречаться с прежними харьковскими знакомыми. На этот раз свою новую жизнь решил начать с торговли цветами. В Барабинском предместье купил дом рядом с Герасимовыми и весь приусадебный участок застроил огромной теплицей. Дела шли неважно, рынок был под контролем южан, приходилось отстегивать им за крышу, но Александр Борисович не унывал и, щурясь от стекольных бликов, частенько подшучивал над собой:

– Вот, раньше был простым евреем-официантом, в Америке – негром-посудомойкой, теперь на старости лет стал китайцем-огородником. Эх, знал бы прикуп – жил бы в Сочи!

После длительного запоя, когда уносить из дома и пропивать уже было нечего, Севкин отец шел к Тарабыкину. Он знал: Александр Борисович не даст пропасть и войдет в его тяжелое положение. Нет, отец не просил на опохмелку, он приходил с проверкой Тарабыкинского тепличного хозяйства. Недостатков и недоделок у Тарабыкиных было множество. Тыкая в них пальцем, отец начинал ворчать и пугать, что если сейчас же их не исправить, то все полетит к чертям. Александр Борисович притворно начинал охать и ахать, поднимая к небу руки. Почувствовав, что клиент созрел, отец сам же и принимался исправлять выявленные недостатки. Часто в этом деле ему помогал Севка.

Он знал, что, если отец начинал что-то делать руками, можно было какое-то время жить спокойно. После работы Тарабыкин приглашал за стол и, выпив рюмку-другую, начинал рассказывать о своих многочисленных похождениях. Севке нравилось слушать Александра Борисовича. Тот умел не только показывать разные карточные фокусы, но и весело рассказывать о том, как в молодости после выигрыша ему частенько приходилось уносить ноги.

– Я, сдуру наслушавшись, покатил к своей американской родне. Меня, конечно, встретили, пристроили работать. В ресторан – посудомойкой. Конечно, жить было можно, но я не мог без нашей природы. А после дела пошли совсем плохо. Жизнь в рассрочку. Пришлось уносить ноги. От сотворения мира человек борется за выживание, – почти слово в слово повторяя Дарвина, вздыхал Тарабыкин. – Везде и во всем. В спорте, карточной игре, на сцене, на работе – всюду, где есть ему подобные. Кто сильнее, быстрее, остроумнее, находчивее, в ход пускает самые веские аргументы. Приз один – победа, влияние, слава. Чтобы выжить, надо иметь звериный нюх. Просчитывать ситуацию наперед. Не только руками работать, но прежде всего головой. Люди могут легко отдать тысячу и убить за рубль. Вот, возьмем ресторан. Вы думаете, туда приходят покушать? Ошибаетесь. Это на Западе ходят кушать, а у нас столик – это маленькая сцена, если хотите, спортивная площадка. Человек пришел не просто отдать деньги, он пришел сыграть самого себя. Моя задача была помочь ему в этом. По сути, я и первый зритель, и наиважнейший участник действия. Я ему помогал подняться в его глазах.

– Скажи, Александр Борисович, а как ты распознавал, что за клиент к тебе садится? – спрашивал Севкин отец.

– Тут есть много способов, – подумав, отвечал Тарабыкин. – Например, по одежде. По тому, как и какой клиент делает заказ. Два-три наводящих вопроса – и картина ясна. Я любил обслуживать председателей колхозов, когда они приезжали в город на совещания. Тут уж они друг перед дружкой начинали выпендриваться. Раньше, говорят, так себя купцы вели, швырялись деньгами. Нынче – председатели.

– А как ты таких, как я, работяг, распознавал? – допытывался Севкин отец.

– Извини, Ваня, по ногтям. Вот ты посмотри на свои. Твой солидол надо лет десять шампунем отмывать. И не отмоешь. Не к месту будет сказано, придут, напьются и, должно быть, желая напугать официанта, требуют принести счет. Я приношу. Вот давай, Ваня, я сейчас тебе для примера выпишу. И обману в два счета.

– Александр Борисович, а вот и не обманешь. Герасимова еще никто не обманывал, – возбуждаясь перед предстоящим экзаменом, говорил отец. – У меня с математикой полное понимание. Дебит-кредит. Сальдо-бульдо. Это мы проходили. Меня, кроме меня самого, еще никто не проводил. И считать умею, как конторские счеты.

– Ольга, принеси бумагу, – просил он дочь.