Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Но и Жан Бугатти напрасно надеялся, что его травмированный гонщик восстановится раньше, чем починятся конкуренты. Врачи в Марселе все тянули с выпиской Вимилля, настаивая на том, что со столь жестокими головными болями тому никак нельзя обратно за руль. Самое раннее, как понял Бугатти, его гонщик сможет выйти на трассу за считанные дни до истечения последнего срока. И если не повезет с погодой или снова выявятся технические проблемы, то шансов выиграть «Миллион» не останется. К тому же ему приходилось принимать во внимание и то, что Жан-Пьер может просто оказаться физически не готовым к гонке на 200 километров в предельном темпе по трассе Монлери.

И решено было спешно попытаться все-таки бросить в бой взамен Вимилля ветерана Бенуа. В своей первой попытке, которую прессе преподнесли как «тестовый заезд», Робер сошел с дистанции после двенадцати кругов из-за поднявшегося шквального ветра. Ни одного круга быстрее 5:09 он при этом не прошел, а по завершении заезда честно признался журналистам, что Вимилль бы на его месте с этой задачей, вероятно, справился лучше: «Эх, был бы я лет на десять моложе…» – добавил он с нескрываемым сожалением.[541]

К утру 23 августа небо прояснилось, а ветер стих. На этот раз Жан Бугатти был уверен в своем ветеране, и официально объявил о том, что предстоящий заезд будет попыткой завоевать заветный приз. Привезли фотографов и кинооператоров для запечатления заезда.

Со стоячего старта Бенуа ушел весьма медленно. «Замешкался», – деликатно написали в L’A u t o. В результате первый круг был им пройден за 5:26 со средней скоростью 136 км/ч, – на 19 секунд медленнее требуемого для выигрыша среднего времени на круге, – и этот дефицит было очень трудно отыграть.

На втором круге он показал результат 5:10 и лишь усугубил отставание от требуемого для победы графика. В лагере Bugatti воцарилось уныние. Но тут Бенуа, будто почувствовав, что нужно пошевеливаться, стал проходить круг за кругом все быстрее и быстрее. С каждым разом изгибы и повороты давались ему со все большей легкостью за счет будто пробудившегося в нем неувядающего искусства. И Bugatti его побежала безупречно. Финишировал он с итоговым временем 1 час 22 мин и 3,9 сек – в жалких девяти секундах – и целой вечности – от цели, позволявшей претендовать на «Миллион».

В боксах журналисты принялись, прежде всего, интересоваться у Бенуа, предпримет ли он повторную попытку.

– Всякое возможно, – уклончиво ответил ветеран, но тут же признал, что его время, по большому счету, ушло, и больше шансов у Вимилля, на скорейшее выздоровление которого надеется и он, и вся команда. – Он быстрее меня.[542]

Тут же газеты сообщили, что следующую официальную попытку, вероятно, предпримет Рене Дрейфус, который продолжает ежедневные пробные заезды на новой Delahaye, а вот ни от SEFAC, ни от Talbot претендентов не видно. Таким образом, состязание за миллион очевидным образом ограничивалось двумя командами – Bugatti и Delahaye, – и при этом злые языки продолжали утверждать, что ни тем, ни другим преодолеть заданную планку не по силам.

Заголовки газет по всей стране продолжали пестреть последними сообщениями с Монлери. “Le Drame du Million”[543] сюжетно затмевала все прочее, а особой интенсивности ее освещению придавала надежда на возвращение по ее результатам настоящих гонок в страну и конкурентоспособного французского авто к Гран-при Франции 1938 года. Ну и, конечно же, роль отвлекающего маневра перед лицом всевозрастающего страха новой вой ны с Германией розыгрыш «Миллиона» исполнял исправно.

Целыми косяками публиковались редакционные статьи с упреками в адрес правительства Франции за его неспособность должным образом подготовить армию к неизбежному. Как саркастически отмечал один автор, министры не делали ровным счетом ничего для формирования готовых дать отпор немцах моторизованных соединений: «Все прочие армии почему-то поддались соблазну скорости, многообещающему очарованию блистающих [броней] кавалькад. <…> Вероятно, колоссального мужества требует упорство в противостоянии этой заразе». – С таким же сарказмом отзывались современники и о французских ВВС. Задним числом легко сваливать всю вину за неготовность к вой не на власти. Вот только и общественное мнение во Франции в те годы единодушно придерживалось, по словам одного историка, простейшего мнения: «Что угодно, только не вой на!»[544]