Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Люси вплыла под свод въезда на La Rairie. Каждая деталь трехэтажной виллы в стиле Belle Époque[317] – от изящно-витых створок ворот до живописных отражений сада в витражных окнах и эллинга с лодками, будто вырезанного из живого дерева – говорила о богатстве ее владельцев. Этот дом Люси и Лори купили сразу после свадьбы у какого-то успешного предпринимателя и приспособили его под себя, пристроив огромный гараж для множества своих авто. Их сыновья – Гарри и Филипп, теперь уже неугомонные подростки, – буквально там и выросли – и в устройстве техники разбирались не хуже многоопытных автомехаников.[318]

Параллельно с подготовкой к Ралли Монте-Карло 1936 года Люси теперь вынашивала планы сформировать собственную команду для участия в Гран-при на заказанных ею Delahaye. Проблем с финансированием этого проекта у нее, как у богатой наследницы, не предвиделось. Вайффенбах наконец-то сделался ее твердым сторонником и надежным поставщиком, а за годы организации собственного участия в раллийных состязаниях она определенно обрела всяческий опыт, который может понадобиться для руководства собственной гоночной командой. Желания же следовать собственным курсом и амбиций у нее всегда было предостаточно. В конце-то концов, другие гонщики – тот же Луи Широн – в последние годы вполне справлялись с задачей обзаведения собственными командами. Справится и она.[319]

“Nuvolari in macchina! Nuvolari in macchina!”[320] – ревели трибуны автодрома в Монце при виде своего кумира Тацио, возвращающегося к боксам пешком.[321] 8 сентября 1935 года на второй половине дистанции Гран-при Италии пилотируемая Нуволари Alfa P3 не выдержала запредельного темпа погони за лидером-немцем из Auto Union и сломалась. И теперь соотечественники буйно требовали, чтобы Тацио дали вернуться на трассу за рулем второй «Альфы», заменив остававшегося в гонке и вышедшего на вторую позицию Рене Дрейфуса.

Через два круга Рене заехал на плановую дозаправку, и Энцо Феррари лично попросил его уступить машину Нуволари. «Без вопросов», – ответил Дрейфус – и освободил машину для старшего и к тому же капитана команды. Тем более, что итальянская толпа истерично жаждала победы своего, хотя и сам Рене до этого вел гонку блестяще, и, по мнению многих, мог и сам рассчитывать на победу.

От перестановки гонщиков диспозиция не изменилась, и, финишировав все так же вторым после лидировавшего с самого старта Ганса Штука из Auto Union, Нуволари честно разделил серебряные лавры и призовые с Рене, но сам эпизод с вынужденной заменой еще раз ясно указал, насколько гонки серии Гран-при поражены инфекционной болезнью национализма. Рене в полной мере ощутил, что как бы хорошо он не вел по итальянской трассе итальянскую машину, итальянская публика болеть за него не будет. Итальянцы жаждут победу итальянца за рулем итальянки.[322]

Хуже того, в Монце он явственно услышал в свой адрес откровенно антисемитские выкрики с трибун.[323] Фашисты – равно итальянские и немецкие – открыли шлюзы, до недавних пор сдерживавшие потоки подобной расовой ненависти.

Через неделю после этой гонки Гитлер на ежегодном парт-съезде в Нюрнберге объявил национал-шовинизм и антисемитизм частью государственной политики. Впрочем, в том году и так уже пошла мощная волна преследований евреев, включая погромы, аресты, повсеместные притеснения и сегрегацию. При входах в рестораны и прочие публичные места красовались таблички евреи нежелательны.[324] Там же в Нюрнберге Гитлер закрепил это веяние времени двумя актами – «Законом о гражданстве Рейха», который лишал евреев гражданских прав, включая право голоса на выборах, и «Законом об охране германской крови и германской чести», запрещавшим не только смешанные браки, но и вступление в половую связь граждан германских кровей с евреями и еврейками.

Для пущей внушительности съезд был подкреплен военным парадом и показательными учениями, в которых было задействовано 100 000 солдат Вермахта и армады боевой техники, включая авиацию и тяжелые танки и самоходные артиллерийские установки. По времени эта демонстрация военной мощи Германии как раз совпала с разминкой Гитлером мускулов на международной арене – аннексией Саара (угольно-промышленной области на границе с Францией) и укреплением восточных границ.[325]