Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

3 октября Муссолини поставил шаткий мир в Европе под еще большую угрозу военным вторжением в Абиссинию (современная Эфиопия) на Африканском Роге. Беззубая реакция Лиги Наций на эти события ясно сигнализировала о том, что агрессия вполне может и дальше сходить фашистам с рук, а вялые и неискренние протесты Франции и Великобритании лишь подтолкнули Муссолини и Гитлера к дальнейшему сближению и сплочению. Вспыхнувший конфликт развеял последние иллюзии того, что мира гоночных Гран-при все эти перипетии не касаются. «Политика обычно остается за рамками этого журнала, – говорилось в редакционной статье Motorsport, – но только не тогда, когда само существование автоспорта поставлено под угрозу. И не надо нас обвинять в ложной тревоге по пустякам, ведь спорт – занятие мирного времени, вот мы и полагаем априори, что мир – это именно то, чего хочет большинство людей».[326]

Вторжение Муссолини пришлось как раз на конец гоночного сезона. Чемпионом Европы с четырьмя победами в семи Grandes Épreuves стал Руди. Второе и третье места заняли его партнеры по команде Mercedes Фаджоли и фон Браухич, опередивший на одно зачетное очко Нуволари и на два Дрейфуса.[327] Как сказал журналистам занявший пятое место Рене, именно Тацио вдохновлял его весь сезон своим примером, заражал «постоянным возбуждением» и стремлением прорываться в лидеры гонки без оглядки на текущую позицию и риск, который нужно на себя для этого принимать.[328] Любопытно, что по общей сумме заработанных за сезон призовых Рене-таки стал первым номером в Scuderia Ferrari.

Вскоре начались межсезонные перетасовки гонщиков. Рене ни капли не сомневался, что останется в Scuderia Ferrari, тем более что он загодя получил такое предложение лично от Энцо. Они с Шушу даже стали присматривать себе квартиру в Модене… И тут вдруг подули такие политические ветры, что возвращение Рене в Италию сделалось немыслимым.

Муссолини требовалась всецело итальянская команда, да и настроения в стране были такие, что и чистокровного-то француза в красной машине публика не вынесла бы, не говоря уже о французском еврее, судя по его говорящей фамилии Дрейфус. Тут уже и не важно никому, исповедует ли Рене иудейскую веру или какую-либо другую. Как заявил один антисемит его брату Морису, также обратившемуся в католичество, но, в отличие от Рене, скорее из искренней веры в догматы этой религии: «Твоя фамилия Дрейфус; следовательно, ты – еврей, и точка».[329]

Феррари принял Рене в своей штаб-квартире в Модене. Беседа проходила в дыму, который натянуло из механического цеха, под доносившийся оттуда же оглушительный лязг металлорежущих станков. Впрочем, говорить им было особо не о чем. Энцо просто по-дружески посоветовал Рене перебраться во Францию и подыскать себе место во французской команде. Решение принято и обжалованию не подлежит, как понял Рене. Тошно. Пришлось им с Шушу паковать вещи, продавать свой кабриолет Alfa Romeo и возвращаться в Париж.

На этом фоне до Рене дошли слухи о том, что Mercedes подписал Широна, причем по рекомендации и даже настоянию Караччолы. Еще один удар по самолюбию Дрейфуса. Ведь всем было яснее ясного, что сезон 1935 года Рене провел несравненно лучше «Старого лиса». Многие открыто говорили, что, будь у Рене машина получше, он был бы стабильно в тройке лидеров любой гонки. Если кто и заслуживал приглашения в лучшую команду Европы, – то это он, Рене… Ну и, конечно же, Нуволари, но того – опять же, по настоянию правительства Муссолини, – напротив, вынудили остаться у Феррари против его воли.

О чем это говорит? Рене было предельно ясно, о чем: Рене – еврей, а евреям за рулями «серебряных стрел» Mercedes и Auto Union не место. Широн ведь тоже ни разу не немец, однако Гитлер лично санкционировал его приглашение в Mercedes. А тем временем из Auto Union едва не выставили чистокровного немца Ганса Штука из-за того лишь, что он женат на теннисистке Пауле фон Резничек, а та на четверть еврейка (по линии деда по отцу). И Штука от изгнания спасло лишь личное заступничество Гитлера, который ему симпатизировал.[330] Адольфу Розенбергеру, единственному топ-гонщику из чистокровных немецких евреев, повезло куда меньше. Никакие былые заслуги, включая вложение семейных средств в разработку P-Wagen на стадии его проектирования и обкатки у Фердинанда Порше, во внимание приняты не были: у Розенберга сначала отобрали профессиональные права гонщика, лишив всякой возможности участвовать в состязаниях, а вскоре и вовсе арестовали по выдвинутому SS обвинению в “Rassenschande”[331] (статья УК, криминализовавшая половую связь евреев с арийцами) и от души поизмывались над ним в застенках, прежде чем позволили бежать в Америку.[332]