Вайффенбах на вопросы журналистов о его мнении относительно продления сроков конкурса отвечать отказался. Тони Лаго был менее дипломатичен и прямо заявил, что комиссии лучше было не морочить всем голову этой шарадой с якобы конкурсом на якобы равных условиях, а просто выделить Bugatti 400 000 франков, раз уж они там так решили у себя в кулуарах. Люси, как и мсье Шарль, свои мысли публично озвучивать не стала, поскольку столь откровенная игра на руку Bugatti со стороны жюри лишь еще раз убедила ее на живом примере в том, что в ее любимом спорте (и вообще в мире!) все решается не по правилам, а по прихотям окопавшихся в верхах старперов, и делается это настолько нагло, что у нее даже язык отнялся от возмущения.[465]
12 апреля команда предприняла очередную попытку сорвать куш. Жан-Пьер стартовал отлично и первый круг прошел за 5:17, всего на десять секунд медленнее, чем требуемое среднее время на круге, что было вполне приемлемо и отыгрываемо на последующих пятнадцати кругах с учетом потери времени на разгоне при старте с места. Вимилль этот дефицит успешно наверстал и в итоге прошел 200 километров со средней скоростью 146,7 км/ч, уложившись в 1:21:49,5 и пусть и едва-едва (0,2 км/ч и 4,9 с), но перекрыв минимальные требования.
«Браво, Жан-Пьер!» – гласил на следующее утро заголовок передовицы
В 1936 году на протяжении всего сезона он регулярно обходил Рене в спортивных гонках за счет своего механистично-точного и безэмоционального стиля вождения. И после каждой такой победы Жан-Пьер не упускал случая побольнее уколоть Рене, напоминая о скромной результативности последнего в команде Talbot. Так, слово за слово, неприязненные отношения между ними переросли в открытую яростную вражду.
И вот теперь Жан-Пьер стреляет пробками от шампанского, отмечая свой сомнительный выигрыш первого из двух призовых фондов и бахвалится, что ближе к концу августа непременно завоюет и главный, миллионный приз.[466]
Тут уже Рене твердо вознамерился увести этот приз у него из-под носа, желательно, не откладывая этого дела до августа. Мсье Шарль и Люси были преисполнены не меньшей решимости поставить на место зарвавшихся Бугатти. Вот только машина формулы Гран-при у Delahaye была все еще не готова.
Весь апрель Жан Франсуа продолжал биться над постройкой своего нового двигателя. В начале года уйма времени ушла на освоение технологии отливки блока цилиндров из магниевого сплава: литейщики пробовали и так, и этак, но в расплаве всякий раз образовывались пузыри газа. После застывания отливка оказывалась пористой и не держала давление при опрессовке водой. Блок выглядел будто изъеденным термитами. У Delahaye было достаточно опыта в отливке чугунных блоков, а тут легкий магний, который и ведет себя совершенно иначе…
Но справились, и в конце весны Франсуа наконец собрал работающий двигатель. Затем, естественно, возникли проблемы в ходе стендовых испытаний нового мотора – снова преподнес сюрприз легкосплавный блок: коэффициент тепловых деформаций сильно отличался от стали, из которой были выполнены шпильки крепления головки блока. Из-за этого двигатель буквально разрывал сам себя при прогреве.
И без того расстроенный из-за массы непредвиденных проблем Франсуа, узнав о сорванном Bugatti первом куше из заветного призового фонда, пришел в такое отчаяние, что совсем уже был готов забросить переставший ладиться проект. И когда мсье Шарль уже отчаялся пришпорить его своими бестактными понуканиями, Люси просто сказала: «Работайте спокойно, пока все не заработает».[467]
Крылатый жук
В мае Рене неожиданно для себя самого после долгого перерыва снова оказался за рулем Maserati – на этот раз на Гран-при Триполи и в самом хвосте кавалькады стартующих. Красная полуторалитровая
Организаторы Гран-при Триполи в том году допустили полуторалитровые машины до общей с формульными гонки, чтобы заполнить рассчитанное на тридцать участников стартовое поле, хотя понятно было, что конкуренции старшим сородичам они составить не в состоянии. Так Рене и оказался в числе одиннадцати гонщиков на машинах класса