Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

В первые месяцы сезона Руди на новой W125 особых лавров себе не снискал. В Триполи у него сначала барахлил нагнетатель, а затем путался под колесами бывший партнер Луиджи Фаджоли, перешедший в Auto Union. На АФУС 30 мая и Mercedes, и Auto Union выставили машины с форсированными двигателями и аэродинамически обтекаемыми фюзеляжами, формулой не предусмотренными, поскольку это была не гонка Гран-при, а демонстрация мощи немецкой техники перед глазами Геббельса и прочих нацистских бонз. На длинных прямых их ракеты разгонялись до 390 км/ч. Вот только у Руди на этот раз отказал двигатель, а выиграл снова Ланг.

Наконец 13 июня на Айфеле Руди финишировал вторым, но безнадежно отстал от Бернда Роземайера.[478] После гонки молодой победитель вернул Руди трубочку от коктейля, которую, оказывается, злопамятно хранил с 1935 года после полученного вместе с нею от Руди назидания, и наконец отплатил недругу той же монетой:

– Отлично ехали, старина, – сказал Бернд, – Но на будущее: мало просто наматывать круги, нужно еще и голову включать.[479]

Руди теперь жаждал реванша и надеялся поквитаться с обидчиком, не откладывая дела в долгий ящик, как раз на предстоящем Кубке Вандербильта. Эта гонка, учрежденная на рубеже веков семьей американских железнодорожных магнатов, была призвана стимулировать щедрыми денежными призами развитие автоспорта в США. Первая мировая вой на положила конец проведению этих состязаний. Однако в 1936 один из отпрысков семьи Вандербильтов объявил о возрождении фамильного Кубка, а феерическая победа в первой после двадцатилетнего перерыва гонке Тацио Нуволари пробудила живой интерес публики к этому состязанию.[480]

На гонку 1937 года Адольф Хюнлайн отрядил за океан оба крыла своих гоночных эскадр. Кто бы там ни победил – Mercedes или Auto Union, – это будет победа всей Германии и в плане стимулирования немецкого автоэкспорта, и – что еще важнее – в пропаганде технического и спортивного превосходства Рейха.[481]

За пять дней плавания на ультрасовременном скоростном лайнере «Бремен», который нацисты также номинировали как быстрейший, самый комфортабельный и просто во всех отношениях лучший в мире, Руди и Бэби расслаблялись у бассейна, развлекались стрельбой по тарелочкам и игрой на бильярде, в карты и настольные игры, коротали время в кинозале, казино и за дегустацией экзотических блюд в судовом ресторане. Прочие же пассажиры «Бремена» тем временем, казалось, были всецело заняты пересудами об их внезапной свадьбе. По этому случаю даже Бернд с Элли, похоже, заключили с Руди временное перемирие и преподнесли молодым в подарок антикварную оловянную кружку. Наедине друг с другом Руди и Бэби оставались разве что у себя в каюте, тем более что обе немецкие команды отправились в это путешествие с привычным теперь размашистым антуражем и полным штатом обслуживающего персонала, приданного откомандированным в Америку гонщикам – Руди и британцу Ричарду Симену от Mercedes и Бернду и Эрнсту фон Делиусу от Auto Union. Также в делегации присутствовали и два высокопоставленных нацистских чиновника – Якоб Верлин и доктор Бодо Лафференц[482], – и целый ряд «смотрящих» от СС рангом пониже.[483]

Однажды за ужином капитан «Бремена» пригласил обе гоночные команды к своему столу. За соседним столом расположилась большая еврейская семья. Лафференц, будучи главой «Силы через радость», нацистской государственной организации, отвечавшей за обеспечение граждан Рейха общедоступным отдыхом, громко возмутился:

– Впредь извольте не допускать сюда евреев, им вообще должно быть воспрещено подниматься на борт любых немецких судов!

Капитан, однако, возразил чиновнику:

– Это семья из десяти человек, родом они из Венгрии – и путешествуют на моем судне регулярно, дважды в год. Так что они для меня всегда самые дорогие гости.

Над столом повисло молчание, поскольку мысли всех присутствующих сразу же отяготились вопросом: чем теперь встретит строптивца СС по возвращении на родину?[484]

Через несколько дней «Бремен» вошел в Нью-йоркскую гавань под таким ливнем[485], что с палубы даже Статуи Свободы было не видать. Однако сходящие по трапу немецкие команды и выгружаемые на причал «серебряные стрелы» были встречены криками «наци – вон!» и легким – из-за малочисленности протестующих – градом гнилых овощей.[486]