К ним рванулся немой. Он сунул кулаком Бэббиту в плечо с такой силой, что тот аж развернулся вокруг своей оси. Снова очутившись лицом к лицу с немым, он что-то громко выкрикнул на своем языке – то ли ругательство, то ли протест, не знаю. Над его головой сверкнул занесенный меч, и Бэббит поднял руку, будто прикрываясь от холодного отблеска стали.
– Бэббит!.. – бросилась к нему шестая сестра, оторвавшись от матушки. Она пробежала всего несколько шагов и упала в грязь, как-то странно изогнувшись. Левая нога у нее торчала из-под правой.
– Да остановите же Суня! – заорал Лу Лижэнь, и на руках у немого повисли бойцы из отряда удальцов. С бешеным рычанием он раскидал их, как соломенные пугала. Лу Лижэнь перепрыгнул через канаву, остановился на обочине и, подняв руку, помахал у него перед лицом:
– Сунь Буянь, ты что, забыл правила обращения с пленными?!
При виде Лу Лижэня Сунь перестал вырываться, и его отпустили. Он сунул меч за пояс, вцепился в Бэббита как клещами и поволок из толпы пленников туда, где стоял Лу Лижэнь. Бэббит обратился к Лу Лижэню на иностранном языке. Тот что-то коротко бросил в ответ, рубанув несколько раз ладонью в воздухе, и Бэббит сразу же успокоился.
– Бэббит… – простонала шестая сестра, протянув к нему руку.
Бэббит перемахнул через канаву. Левая нога сестры висела как неживая, и ему приходилось крепко держать Няньди, обняв за талию. Замызганное до невозможности, похожее на мятую луковую шелуху платье задралось, и мертвенно-белое бедро угрем заскользило вниз. Она обхватила Бэббита за шею, а он поддерживал ее под мышками. Так они в конце концов и поднялись – муж и жена. Взгляд печальных голубых глаз Бэббита упал на матушку, он приблизился к ней, таща на себе сестру.
– Мама… – выдавил он трясущимися губами, и по его щекам покатилось несколько крупных слезинок.
Вода в придорожной канаве ходила ходуном и пенилась. Это командир взвода охраны спихивал с себя тело бойца батальона Сыма. Наконец он поднялся и огромной жабой стал вылезать из канавы. Дождевик его был заляпан кровью и грязью и напоминал рисунок на жабьей спине. Он стоял, раскорячив ноги и дрожа, страшный и жалкий одновременно: мельком глянуть – неуклюжий, как медведь, а присмотреться – герой героем. Возле носа висел, поблескивая, как стеклянный шарик, выдавленный глаз, во рту не хватало двух передних зубов, а с твердого подбородка капала кровь.
К нему подбежала женщина в солдатской форме с походной аптечкой за спиной и поддержала, чтобы он не упал.
– Комбат Шангуань, тут тяжелораненый! – крикнула она, сгибаясь под тяжестью здоровенного комвзвода, как тонкая ива.
Появилась дебелая Паньди, а за ней двое ополченцев с носилками. Армейская шапка была ей мала, отчего лицо казалось широким и толстым. Лишь торчавшие из-под короткой стрижки уши хранили тонкое обаяние женщин семьи Шангуань.
Ни минуты не колеблясь, она оторвала глаз комвзвода и отшвырнула прочь. Глаз покатился по грязи и, остановившись, с ненавистью уставился на нас.
– Комбат Шангуань, доложи комполка Лу… – Комвзвода приподнялся на носилках и указал на матушку: – Эта старуха открыла ворота…
Паньди в тот момент бинтовала ему голову и быстренько забинтовала так, что ему уже и рта было не раскрыть.
Потом остановилась перед нами и негромко позвала:
– Мама…
– Никакая я тебе не мама, – бросила матушка.
– А я говорила, – напомнила Паньди: – «Река десять лет на запад течет, а десять – на восток»; а еще: «Выходишь из воды, смотри, сколько грязи на ногах»!
– Смотрела я, смотрела, навидалась всякого.
– Обо всем, что произошло в семье, я знаю, – сообщила Паньди. – Ты, мама, за моей дочкой ухаживала неплохо, так что с тебя я всю вину снимаю.
– Не надо с меня ничего снимать, – отвечала матушка, – я уже долгую жизнь прожила.
– Мы лишь вернули себе свое! – раздраженно бросила Паньди.
Матушка возвела глаза к небесам, где беспорядочно плыли облака, и пробормотала:
– Господи, отвори очи свои и взгляни, что деется в мире сием…
Паньди подошла ко мне и совершенно безразлично потрепала по голове. От ее руки пахнуло какими-то противными лекарствами. Сыма Ляна она гладить не стала, – думаю, он бы и не позволил. Он скрипел маленькими, как у зверька, зубами, и попробуй она погладить, точно палец бы отхватил.
– А ты молодец, – с издевательской улыбочкой обратилась Паньди к шестой сестре. – Американские империалисты как раз поставляют нашим врагам самолеты и пушки, помогают убивать всех подряд в освобожденных районах!
– Отпустила бы ты нас, сестра, – сказала Няньди, держась за Бэббита. – Чжаоди уже погибла от ваших гранат, неужто тебе и нашей смерти хочется?