Большая грудь, широкий зад

Тут из мельницы появился Сыма Ку. С истерическим хохотом он тащил тело Чжаоди. Когда его солдаты роем вылетали из ворот, он оставался внутри. Всегда аккуратный, даже нарядный, с неизменно начищенными до блеска пуговицами Сыма Ку за ночь изменился до неузнаваемости. Лицо избороздили какие-то бесцветные морщины, и оно походило на вымокшее под дождем, а потом высушенное на солнце бобовое зерно. Потухший взгляд, волосы на большой голове тронула седина. Подтащив обескровленное тело второй сестры к матушке, он опустился перед ней на колени.

Рот матушки еще больше искривился, нижняя челюсть затряслась так, что она не могла выговорить ни слова, а глаза наполнились слезами. Протянув руку, она погладила вторую сестру по голове, а потом, придерживая подбородок рукой, с трудом произнесла:

– Чжаоди, деточка моя, мужчин вы сами себе выбирали, дорожки в жизни тоже… Не слушалась ты маму, вот и не уберегла я тебя. Всем вам… уж как Бог даст…

Оставив тело сестры, Сыма Ку направился к Лу Лижэню, который как раз подошел к мельнице в окружении охранников. Оба остановились в паре шагов друг от друга, взгляды скрестились, как мечи, и от острых лезвий во все стороны полетели искры. Несколько схваток победителя не выявили, и Лу Лижэнь издал три сухих смешка. Трижды холодно усмехнулся и Сыма Ку.

– Давненько не виделись, брат Сыма, надеюсь, у тебя все хорошо! – заговорил Лу Лижэнь. – И года не прошло, как ты выдворил меня отсюда, не ожидал, поди, что такое же обрушится и на твою голову?

– Быстро вернул шестимесячный должок, быстро, – отвечал Сыма Ку. – Только вот процент у тебя, брат Лу, больно высок.

– Мои глубокие соболезнования в связи со смертью твоей супруги, но тут уж ничего не попишешь. Революция – это как удаление злокачественной опухоли, приходится захватывать и часть здоровой ткани. Но это не должно удерживать нас от такой операции, и, надеюсь, ты это понимаешь.

– Ладно, хорош слюной брызгать, – заявил Сыма Ку. – Порадуйте меня, что ли!

– Ну нет, так просто с тобой разобраться мы не намерены.

– Тогда извини, придется брать дело в свои руки.

Он извлек откуда-то изящный пистолетик, взвел курок и обернулся к матушке:

– За вас отмщение воздам, тещенька. – И приставил пистолет к виску.

– А ты трус, оказывается! – расхохотался Лу Лижэнь. – Валяй, убей себя, жалкий червь!

Пистолет в руке Сыма Ку дрогнул.

– Папа! – крикнул Сыма Лян.

Сыма Ку обернулся к сыну, и рука с пистолетом медленно поползла вниз. Усмехнувшись – словно над самим собой, – он бросил пистолет Лу Лижэню:

– Лови!

Поймав пистолет, тот покрутил его в руках:

– Дамская игрушка. – И с презрением перебросил стоявшим за спиной. Потом топнул промокшим насквозь, грязным, рваным ботинком: – По сути дела, ты сдал оружие, и распоряжаться твоей судьбой я не имею права. Теперь моему начальству решать, куда тебе дорога – в рай или в ад.

Сыма Ку покачал головой:

– Ты неправ, командир Лу. В конечном счете мое место не в раю и не в аду, а между ними. И твое тоже.

– Увести, – приказал Лу Лижэнь стоявшим рядом охранникам.

Те подошли и наставили на Сыма Ку и на Бэббита оружие:

– Вперед!

– Пошли, – кивнул Бэббиту Сыма Ку. – Меня они могут убить сотню раз, но тебя пальцем не тронут.

Вместе с шестой сестрой Бэббит приблизился к Сыма Ку.

– Супруга Бэббита может остаться, – сказал Лу Ли-жэнь.

– Командир Лу, – заговорила шестая сестра, – мог бы и не разлучать нас с мужем, хотя бы потому, что я помогала матушке растить Лу Шэнли.

Лу Лижэнь поправил сломанные очки и бросил матушке:

– Поговорила бы ты с ней.

Матушка решительно покачала головой, присела на корточки и кивнула нам с Сыма Ляном:

– Подсобите-ка, дети.

Мы затащили тело Чжаоди ей на спину.

Со второй сестрой на спине, босиком она пошлепала по грязи домой. Мы с Сыма Ляном с обеих сторон поддерживали застывшие ноги Чжаоди, чтобы хоть как-то облегчить матушке ношу. Ее изуродованные маленькие ножки оставляли на грязной дороге глубокие следы, которые были заметны потом даже пару месяцев спустя.

Глава 24

Уровень воды в Цзяолунхэ поднялся до гребня дамбы, и с кана через окно было видно, как катятся на восток грязно-желтые валы. Повернувшись к реке, на дамбе стояли солдаты отдельного полка и что-то громко обсуждали.

Во дворе матушка пекла на чугунной сковородке блины, а Ша Цзаохуа помогала поддерживать огонь. Сырые дрова горели желтовато-коричневым пламенем, и в тусклых солнечных лучах стелился густой черный дым.

Вошедший Сыма Лян принес с собой горький запах софоры.

– Отца вместе с шестой тетушкой и ее мужем отправляют под конвоем в округ, – негромко сообщил он. – Муж третьей тетушки вместе с остальными налаживает плот для переправы.

– Лян! – крикнула со двора матушка. – Бери младших дядюшку и тетушку и дуй на дамбу, задержи их. Скажи, провожать приду.