Большая грудь, широкий зад

Все понимающе уставились на него, а один, мужчина средних лет с зализанными назад волосами и золотым «Ролексом», который свободно болтался на руке из-за специально ослабленного браслета, – вроде бы Лао Цзинь представила его как председателя какого-то комитета – до неприличия хитро подмигнул и проворковал:

– Эх, Лао Цзинь, Лао Цзинь, потянуло старую буренку на нежную травку!

– Мать твою разэдак! – выругалась та в ответ. – Этот мой названый сын – Золотой Мальчик у трона повелительницы запада Сиванму180, воистину человек благородный, которого не смутит даже сидящая у него на коленях женщина. Не то что вы, свора псов шелудивых: стоит бабу увидеть, тут же лезете к ней со своими хоботками, как комары крови напиться. И ведь не боитесь, что вас могут одной ладошкой прихлопнуть!

– В кого бы впиться, Лао Цзинь, так это в тебя, – заявил один плешивый. Мясистые щеки так и прыгали, когда он говорил, и ему приходилось то и дело поддерживать их, чтобы не перекашивался рот. – Ох и сладкое у тебя мясцо! Иначе разве стал бы кто в него впиваться!

– Тому, как заводить молоденьких белокожих мальчиков, тебе, Лао Цзинь, у императрицы У Цзэтянь181 поучиться надо, – вставил здоровяк с вьющимися волосами и глазами навыкате, как у золотой рыбки.

– Это к вам относится с вашими вторыми и третьими женами, а не ко мне. – Лао Цзинь замолчала, но потом не выдержала: – А ну позакрывали рты свои поганые, не то все узнают о ваших грязных делишках!

К Цзиньтуну с рюмкой в руке подошел худощавый мужчина с густыми бровями:

– Уважаемый Шангуань Цзиньтун, брат пьет за тебя и за твое возвращение после срока.

Теперь, когда все узнали, кто он, Цзиньтун не знал, куда деваться от стыда, хоть под стол полезай.

– Оговорили его на все сто! – негодовала Лао Цзинь. – Брат Цзиньтун – человек честный и неспособен на такое.

Несколько человек, склонившись друг к другу, о чем-то вполголоса переговаривались. Потом поднялись и один за другим стали подходить к Цзиньтуну, чтобы выпить за него. Пил он впервые в жизни и после нескольких рюмок почувствовал, что под ногами все качается. Лица напротив кивали золотистыми шапками подсолнухов. Почему-то казалось, что он должен прояснить с этими шишками какой-то вопрос.

– Было… у меня с ней… – выдавил он, поднявшись с рюмкой в руке. – Тело еще не остыло… Глаза открыты… Улыбается…

– Вот это я понимаю – настоящий мужчина! – крякнул один «подсолнух».

На душе у Цзиньтуна сразу полегчало, и он тут же ткнулся лицом в расставленные на столе закуски.

Проснулся он совершенно голый на кровати Лао Цзинь. Та, тоже голышом, полулежала с рюмкой вина и смотрела видео. Для него цветной телевизор был внове – даже от черно-белого, который он смотрел несколько раз в лагерном клубе, дыхание перехватывало, – и он засомневался, не сон ли это. К тому же на плоском экране голые мужчины и женщины занимались разнузданным развратом. Он почувствовал, что нарушает некий запрет, и опустил голову.

– Не надо притворяться, сынок мой названый, – усмехнулась Лао Цзинь. – Подними голову и смотри хорошенько, как люди делают.

Он воровато глянул несколько раз, и по спине аж мурашки побежали.

Потянувшись, Лао Цзинь выключила видеомагнитофон, и на экране запрыгали белые точки. Она отключила и телевизор, потом включила стоявший рядом торшер, и стены в комнате окрасились теплым и мягким желтым светом. Прямо на постель водопадом струилась голубая оконная занавеска. Лао Цзинь улыбнулась и принялась щекотать его пухлой ступней.

В горле у него было сухо, как в заброшенном колодце. Тело до пояса полыхало огнем, а ниже застыло, как вода в непроточном пруду. Горящими глазами он впился в ее пышную грудь – она свешивалась на живот и чуть влево. По соску с семечко лотоса, который вставал бугорком на уровне правой подмышки, и черной ареоле размером с рюмку вокруг него можно было судить, что когда-то у нее было две груди, как у всякой женщины, иначе ее можно было бы считать редчайшим случаем в медицине или в науке о видах. Сосок единственной груди мужчины подрастянули. Он возбужденно подрагивал, обливаясь сладким молоком, – этакий медовый финик – и затмевал собой все остальное. Открыв рот, Цзиньтун рванулся к груди, но Лао Цзинь одним движением уклонилась. Обольстительно раскинувшееся тело дразнило, и он с бешено колотящимся сердцем ухватился за мягкие плечи, чтобы повернуть ее к себе. Ее единственная грудь мелькнула испуганным лебедем и скрылась. Разгорелась отчаянная борьба: ему хотелось добраться до молока, она же не подпускала его к груди. Оба выбились из сил и тяжело дышали. Наконец ему удалось распластать изнемогшую Лао Цзинь на спине. Не думая больше ни о чем, он приник к груди и жадно втянул в себя сосок, будто хотел проглотить всю грудь целиком. Когда сосок оказался в его власти, Лао Цзинь сдалась. Она со стоном запустила пальцы в его спутанную шевелюру и уже не мешала ему, позволив высосать всю грудь дочиста. А потом он удовлетворенно заснул, и, как ни подступалась к нему распаленная Лао Цзинь, разбудить этого похрапывающего великовозрастного младенца так и не удалось.