Большая грудь, широкий зад

Когда оставшийся без командира отряд конвойных довел Бэббита и Няньди до района Дацзэшань, ему неожиданно пришлось вступить в короткий бой с противником. Было уже за полночь, хлестал сильный дождь, резкие вспышки молний то и дело освещали безбрежные виноградники. Сначала на той и другой стороне несколько раз замигали фонарики, затем молния высветила смертельно-бледные ошеломленные лица, которые тут же скрыл непроглядный мрак. Миг тишины – и вот уже засвистели пули, даже в темноте находя свою жертву. Замелькали темно-красные язычки пламени, зачастила трескотня выстрелов, запахло гарью. Трещало и пахло как от брошенной в огонь мокрой сосновой ветки. В суматохе Няньди толкнули, и она упала, угодив лбом прямо в каменную подпорку виноградной лозы – у нее аж искры из глаз посыпались. Она услышала крик Бэббита, а потом увидела в сполохах молний, что он бежит сломя голову, как глупый мул, высоко поднимая свои длинные ноги. Он неуклюже топал, разбрызгивая жидкую грязь, и волосы у него топорщились, как лошадиная грива. «Пленный сбежал!» – крикнул один из конвоиров. Сверкнувшая молния снова высветила Бэббита: теперь он несся прыжками, как взбесившийся конь. Впереди и позади, посвистывая, как маленькие пташки, ложились пули. Одна вроде бы попала в него – Няньди видела, что он споткнулся и несколько конвоиров бросились к нему. Но тут железной метлой прошлась автоматная очередь, и они, пробитые пулями, так и надломились в поясе. «Бэббит!» – завопила сестра средь темно-голубых сполохов, решив, что его убили. Но нет, Бэббит был жив. Перескакивая через подпорки, он вскоре исчез, сокрытый мраком. А молнии всё прочерчивали небо, и шестая сестра могла видеть, как жемчужные капли дождя на нежных завитках виноградных усиков в один миг собираются вместе. Через какое-то время пальба стала удаляться. Словно пронесся порыв ветра, и снова все спокойно, будто ничего и не было. Но бой был: сырой воздух густо пропитался пороховой гарью.

Съежившись под лозой, сестра долго не смела шевельнуться. Глухо стучал по виноградным листьям дождь, где-то вдалеке ревела вышедшая из берегов река. Из леска, испуганно стрекоча, вылетела цикада и, словно камешек, стукнулась о ветку. От гроздьев недозрелого винограда, усыпавших лозу, веяло горечью. Наконец, собравшись с духом, сестра отправилась на поиски своего светловолосого муженька. Сперва она звала его вполголоса, негромко. Ответом ей был лишь унылый шум дождя. Осмелев, она стала кричать громче: «Бэббит!.. Бэббит!.. Бэббит!..» Так, призывая мужа и обливаясь слезами, она и ходила круг за кругом, как слепой осел, крутящий жернов, по этому винограднику, который поставлял сырье для первого в Китае завода виноградных вин.

В это время выбравшийся из реки Сыма Ку тайком пробрался назад в Гаоми и уже выискивал арбуз на бахче Вана Третьего. А в одной из заводей в нижнем течении реки стая свирепых угрей обкусывала гниющий труп командира конвоя.

Шестая сестра то и дело спотыкалась о мертвые тела. При свете молний она могла различить кровь на пропитанной потоками дождя земле, она давно чувствовала ее тошнотворный запах. Не в силах избавиться от страха и волнения, она бросилась бежать, натыкаясь на ветви, с которых сыпались виноградины. Тапочки давно уже потерялись, ноги изодраны, но боли она не чувствовала. Мокрая насквозь, вся в грязи, Няньди, беспрестанно падая, еще и сильно ушибла грудь. Эти несравненные груди шестой сестры, похожие на перевернутые буддийские чаши для подаяний, это бесценное сокровище и повредить – такое для меня расстройство, хоть плачь.

Чертов Бэббит удрал, даже не оглянулся, так и пропал. Правда, через много лет с юго-востока дошли до нас вести о нем. Разворошили нашу затаенную боль да и мне неприятностей добавили. Жив этот пес сейчас или нет – только Небеса знают.

Проплутав неизвестно сколько времени по винограднику, сестра в изнеможении свалилась без чувств, но сознание ее не покинуло. Леденящий холод земли пронизывал тело, лицо заливала падавшая с веток вода, ревел бушующий разлив и заходились в громком кваканье лягушки. Но слез уже не было – выплакала она все свои слезы.

Кругом кромешная тьма. Ни звезд на черном дождливом небе, ни блеска молний. Мрак навалился тяжелой массой. Сестра попыталась было подняться, но с ужасом поняла, что закостеневшее тело не слушается; лишь глухо колотилось сердце, измученное терзающей его болью. Между небом и землей нависла мертвая тишина. Но вот на востоке вспыхнуло огненное зарево, постепенно охватившее пожаром полнеба: занималась кроваво-красная заря. Клочья тумана спешно прятались в низинах.

Оранжевые лучи пробились сквозь переплетения виноградных лоз и упали на недвижное, захолодевшее тело сестры. В душе будто колеса грохотали. На глазах ее, уставленных в рассветное небо, вдруг снова выступили слезы, и, не сдерживаясь, она заплакала, и плакала долго, чувствуя, что приходит облегчение.

Надежда, что Бэббит будет искать ее, не покидала Няньди. Она даже попыталась представить себе, что вот он, уже пришел. Но нет, Бэббит не появился.