Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Однако правительство Индии очень скоро получило соответствующую информацию о задачах экспедиции. 22 марта 1859 г. глава Департамента иностранных дел в Калькутте Пикок сообщил министру по делам Индии лорду Стэнли о поездке царского эмиссара в Герат и Кабул с целью встречи с эмиром[298]. Хотя Дост Мохамед стремился играть на русско-британских противоречиях в интересах укрепления своей власти, он отнесся к визиту Ханыкова с опаской, так и не удостоив главу посольства личной аудиенции. По мнению П. Хопкирка, можно назвать четыре важных причины для такого прохладного приема: во-первых, поражение России в Крымской войне; во-вторых, неудача упоминавшейся в предыдущей главе миссии поручика Виткевича; в-третьих, поддержка, оказанная англичанами Дост Мохамеду во время осады Герата войсками персидского шаха и, в-четвертых, давление на правителя со стороны местных фундаменталистов, не желавших вести серьезные переговоры с «неверными»[299].

Хотя указанные факторы, безусловно, сыграли свою роль, на наш взгляд, необходимо принять во внимание еще два обстоятельства. Дело в том, что, с одной стороны, афганский властитель узнал о планах России использовать некоторые туркменские племена для шантажа как Хивы, так и Кабула; а с другой, — он стремился к объединению всех народов, проживавших между Персией и Индией, в одно государство под своей властью, чтобы проводить самостоятельную политику, считая вмешательство России нежелательным. Относительная неудача миссии Ханыкова в плане установления личных контактов и передачи эмиру послания из Петербурга компенсировалась значительным объемом собранных сведений. Они позволили членам посольства прийти к важному выводу о небольших шансах англичан сформировать антирусскую коалицию из государств Среднего Востока, крайне внутренне непрочных и враждующих друг с другом.

Тем временем некоторые высшие военные чины при петербургском дворе обратили взоры на область Или, расположенную в непосредственной близости от Восточного Туркестана, как дополнительную стартовую позицию для похода на Индию. Еще в августе 1857 г. вместе с первыми очагами ан-тицинского восстания местных неханьских народов некто Захаров, консул в Кульдже (Инине) — административном и торговом центре в предгорьях Тянь-Шаня, взвешивая все «за» и «против» продвижения России в этот регион, адресовал Горчакову специальную записку. В ней давалось описание области Или — обширной провинции с населением около 1 млн. человек, богатой минеральными ресурсами, но особенно полиметаллическими рудами. «Если уж разрыв и война с Китаем должны последовать, то, по крайней мере, эта война, которая повлечет за собой важные столкновения и неизбежные расходы, должна выкупаться (так в документе. — Е.С.) подобными результатами», — подчеркивал Захаров[300]. Возникает вопрос: о каких результатах могла идти речь? Ответ на него поражал воображение современников: автор записки предлагал ни много ни мало оккупировать область Или, а заодно и прилегающую к ней часть Кашгарии, чтобы создать на этой территории вассальное ханство под покровительством России!

Суждения, высказанные скромным дипломатическим персоналом, были использованы Игнатьевым и чиновниками Азиатского департамента для давления на царя в пользу не столько образования буферного государства между Россией и Китаем, сколько ради осуществления прямой аннексии Восточного Туркестана в результате «маленькой победоносной войны» против цинских властей, занятых подавлением движения тайпинов и отражением агрессии европейских держав. «Сия богатая и многолюдная страна имеет важное стратегическое значение относительно английских владений в Индии, Средней Азии и Китая, — отмечалось в отчете МИД за 1857 г. — Занятие оной нашими войсками в случае войны с последней державой могло бы совершиться без значительных усилий и пожертвований и было бы верным залогом будущих успехов в Средней Азии»[301].