Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

В другой записке глава Азиатского департамента приводил дополнительные аргументы в пользу своего мнения: «Интересы наши (в Китае. — Е.С.) слишком отличны от интересов других европейских держав… Взятие европейцами Пекина, как и взятие англичанами Герата, будет для нас одинаково чувствительно и не позволит нам ни в коем случае оставаться равнодушными зрителями; первое парализует все наши начинания на берегах Великого океана и Амура, второе ставит во власть англичан всю Среднюю Азию»[308].

Чиновники Форин офис были убеждены, что Россия постарается выступить в роли посредника между Пекином и европейскими партнерами, чтобы расширить свое военно-политическое присутствие на берегах Тихого океана[309]. Отправка в 1857 г. со специальной миссией в Пекин бывшего военно-морского атташе в Лондоне, контр-адмирала и опытного дипломата, женатого на дочери английского военно-морского офицера, графа Е.В. Путятина, который в 1855 г. фактически установил дипломатические отношения с Японией, подтвердила прогнозы британских экспертов. В частном письме императора великому князю Константину Николаевичу Александр II подчеркивал, что «если же китайцы не согласятся на наши дружественные предложения, тогда руки у нас будут развязаны и нам уже нечего будет церемониться, и лев[ый] бер[ег] Амура во всяком случае останется за нами»[310].

Чтобы сделать более убедительными притязания России на северо-восточные провинции Цинской империи, Амурская флотилия в составе трех корветов и трех клиперов предприняла морскую демонстрацию вблизи китайских берегов в кульминационный момент переговоров Путятина с пекинским правительством, которому российский эмиссар пообещал военную помощь против Англии и Франции в обмен на территориальные компенсации в пользу России на Амуре и Уссури. Занятому, как уже отмечалось, подавлением тайпинского восстания и отражением агрессии со стороны ведущих европейских государств, высшему руководству Поднебесной ничего не оставалось делать, кроме как принять требования Путятина в виду угрозы присоединения России к коалиции англичан и французов[311].

Однако тотальный распад Китая на враждующие государства также угрожал интересам европейцев, не исключая, естественно, Великобританию, Францию и Россию, поскольку развитие ситуации по этому сценарию могло привести их к войне за «китайское наследство» с непредсказуемыми результатами. С другой стороны, царское правительство опасалось реализации английских планов полного подчинения цинских властей влиянию Лондона под предлогом распространения на территории Китая свободной рыночной конкуренции. Вот почему Путятин с тревогой докладывал Горчакову 6 июля 1858 г.: «Китаю определено было открыть вполне и вдруг все политические, общественные и торговые сношения с прочими народами и разом признать преимущество европейской силы и знания. Но чем быстрее последовал такой переход, тем опаснее, чтобы Китай подпал не только влиянию, но и совершенной зависимости от Англии, государства, обличившего его бессилие и уже показавшего, в какой мере оно хочет пользоваться наведенным на Китай страхом. Чтобы удержать это стремление к новым насилиям со стороны других государств, Китаю необходимо скорее образовать новую военную силу, и в этих видах я не переставал настаивать на допущении наших офицеров в Пекин для сформирования регулярного войска и устройства военной части....»[312]

Члены созданного царем Особого Комитета по делам Дальнего Востока рекомендовали отправить 10 тыс. ружей, 50 артиллерийских орудий крупного калибра и пять военных инструкторов в империю Цин. Однако они смогли прибыть в Кяхту — пограничный пункт на русско-монгольской границе — только осенью 1861 г., когда боевые действия между цинскими войсками и англофранцузскими экспедиционными силами давно завершились. Тем временем Путятин подписал в мае 1858 г. Айгуньский договор с пекинским правительством. Этот документ фактически открыл перед европейскими государствами перспективу раздела Цинской империи на сферы влияния. В соответствие с его статьями империя Цин уступала России весь левый берег Амура, хотя договориться относительно бассейна Уссури Путятину не удалось, и стороны отложили этот вопрос до окончания второй опиумной войны[313].