Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

В этой связи Александр II принял решение направить в Китай новую российскую дипломатическую миссию для завершения переговоров. Выбор царя вновь пал на неутомимого Н.П. Игнатьева, который и выехал в столицу Поднебесной после краткого отдыха, необходимого для восстановления сил, затраченных на описанную выше миссию в Центральную Азию. Помимо достижения окончательной договоренности с пекинским правительством, ему было поручено рассеять подозрения британской стороны относительно участия русских офицеров в модернизации маньчжурских войск и обороне морских крепостей. Дело в том, что некоторые англоязычные газеты в Шанхае регулярно публиковали свидетельства очевидцев о присутствии военных инструкторов из России, которые якобы корректировали огонь китайских батарей во время штурма сильно укрепленной крепости Дагу франко-британскими десантными подразделениями[314].

Детальное описание в целом успешных для русской дипломатии переговоров с цинскими властями, а также подробный анализ деятельности Игнатьева в качестве посредника между императорским двором и представителями западных держав лежат за пределами нашего исследования[315]. Необходимо, однако, подчеркнуть, что в контексте Большой Игры обращают на себя внимание инструкции, данные Игнатьеву, царем, Горчаковым и Милютиным, относительно противодействия любым намерениям Лондона укрепиться в устьях Амура и Уссури, которые по своему значению не уступали Янцзы — важнейшей транспортной артерии Центрального Китая[316]. Тем более, что адмирал Дж. Раундс, командующий британской Тихоокеанской эскадрой, требовал от Адмиралтейства и Уайтхолла «создать морскую империю со всеми необходимыми атрибутами — укрепленными базами, почтовой связью, гидрографической службой, верфями и доками». Он разрабатывал различные оперативные схемы установления контроля над китайскими, японскими и российскими владениями на Тихом океане. Выступая за оккупацию Маньчжурии, которую Раундс назвал «ключом к тихоокеанской торговле», он обосновывал возможность этого шага «необходимостью защитить Китай и Индию от притязаний России, используя Японию в качестве тыловой базы на Дальнем Востоке»[317]. Забегая вперед, отметим, что в соображениях адмирала можно найти обоснование будущего англояпонского союза, который служил краеугольным камнем британской дальневосточной политики с 1902 по 1921 г., то есть вплоть до созыва Вашингтонской конференции.

В ходе своей дипломатической миссии Игнатьев вступал в контакты с британскими и французскими посланниками. Более того, лорд Эльджин, представитель Соединенного Королевства в Китае, нередко консультировался у Игнатьева по различным аспектам переговоров с пекинским правительством. Он даже использовал карту столицы Цинской империи, подаренную ему российским посланником, для выяснения мест содержания военнопленных европейцев, которых цинская сторона должна была возвратить Англии и Франции после заключения мира. Между тем прагматичный Игнатьев стремился выжить из благоприятной для него ситуации максимальную выгоду. Как позднее подчеркивалось в его мемуарах: «Собственно для нас, русских, было необходимо, чтобы союзники (англичане и французы. — Е.С.) действовали самым решительным образом, напугали бы окончательно китайцев, уничтожили бы на время их спесь и упорство, заставили бы их, наконец, подумать о нас и овладели бы хоть частью городской стены, не вступая, однако, тотчас же в город. В таком только случае я мог иметь возможность попасть в Пекин, своевременно получить некоторый вес в глазах китайцев, в минуту угрожающей им опасности принять ощутительное участие в последующих событиях и привести, может быть, к благоприятному для нас окончанию пограничный вопрос»[318].

Примечательно, что во время заключительной встречи лорд Эльджин сказал Игнатьеву, что он очень высоко ценит «деликатность русских» и выражает уверенность в том, что Англии следовало бы сотрудничать с Россией на Дальнем Востоке, так как только англичане и русские хорошо понимают, какую политику надо проводить в Азии. Отвечая собеседнику, Игнатьев заверил его, что Петербург не преследует особых выгод на Востоке и не стремится чинить препятствия британской торговле на азиатских рынках: «Мы соперничаем исключительно по вопросу границ, которые чрезвычайно важны для России как единственного соседа Китая на суше, но которые не имеют совершенно никакого значения ни для Англии, ни для какой-либо другой державы, — отметил российский посланник. — Поскольку национальные интересы двух наших государств нигде не сталкиваются, не существуют причины, которые могут препятствовать совместной атаке объединенных русско-британских сил против врага (Китая. — Е.С.)»[319].