Большая книга ужасов – 86

– Эксперимент. И пусть твой брат не говорит больше, что я не любопытная. – В другом ящике отыскался топорик для мяса: то что нужно. Замотаем лезвие в полотенце, чтобы не собирать осколки по всей кухне, положим на разделочную доску…

– Он не говорил… Эй, ты что творишь! Дорогие ножи, хорошие, нам Саныч голову снимет!

– Обычный металлический я буду ломать до пенсии, – говорю. – Они либо гнутся, либо ломаются от дуновения ветерка и положения звёзд на небе – и в самый неподходящий момент. Я столько не протяну. Да и старик ими явно пользуется чаще, чем этими. Керамика – моя стихия! Пока, неудачник! – Я тюкнула топориком. Послышался короткий звон, Алиса охнула:

– Зачем?! Танк сошёл с ума?!

– Эксперимент. Помнишь, что было со вчерашним ножом?

Странно, но я сама не сразу вспомнила. Просто сидела смотрела на эти жуткие стены, эту дверь – и увидела там след, тогда и вспомнила. Это был безумный день! Я должна вернуться в реальный мир, чего бы это ни стоило. Пусть даже и керамического ножа.

– Чёрт, зачем напоминаешь! И я всё равно не понимаю зачем. Думаешь, обломанный нож не войдёт в дверь?

– Ну урон он нанесёт явно меньший, чем не обломанный. Просто мне очень хочется оставить нож на столе на ночь и посмотреть, что будет. Может, ещё тряпкой замотать?

– Пластырем. – Алиса покрутила пальцем у виска и ушла спать.

Я аккуратно выкинула всё, что осталось от лезвия, острую часть обломанного ножа замотала пластырем – вот и посмотрим, что сделает этот мнимый домовой. Нож демонстративно оставила на столе, не забыв налить в блюдечко молока. Вот так. И пусть никто не говорит, что я нелюбопытная.

Эти эксперименты с ножом даже подняли мне настроение. Я отправилась спать почти спокойная и сразу же уснула.

Глава VII

Проснулась я оттого, что мне невыносимо саднит лицо и руки, будто налопалась чего-то аллергенного и уже расчесала прыщи. Ещё ужасно щекотали перья подушки. Они и раньше вылезали по одному, подло царапаясь ночью, но сейчас у них явно была вечеринка. Я открыла глаза. Вместо подушки рядом со мной лежало как будто раненое пуховое животное, очень мягкое и пушистое, местами запачканное коричневатой подсохшей кровью. Несколько секунд я соображала, что это, трогая руками, и перья оставались в моих пальцах. Подушка изрезана! Так, а кровь-то откуда – это же подушка! Кажется, я схожу с ума в этой сумасшедшей деревне! Нет, сегодня же уедем! Чемодан, вокзал, Москва!.. Лицо чесалось.

Я быстро выскочила в туалет, забыв про линзы, посмотрела в зеркало – и отпрянула: на меня смотрел блин в мелкую красную полосочку, местами размазанную.

Не веря своим близоруким глазам, я потрогала лицо: больно, но не очень, и рука… На руке были такие же мелкие ссадины. Их я могла разглядеть, потому что их было много, как будто оцарапалась шкуркой или вроде того. Линзы! Сейчас я надену линзы и всё рассмотрю.

Я хлопнула рукой по полочке, где обычно оставляю контейнер с линзами. Он белый, полочка белая, очень глупо, пока не нащупаешь – не увидишь. Но привычка сильная штука: дома у меня точно такая же полочка, но тёмного стекла. Там линзы отлично видно. А сейчас контейнера не было. Я провела рукой туда-сюда, попала в воду, ощупала полочку двумя руками: наверное, свалились в раковину… Но ни на раковине, ни внутри контейнера не было. Тумбочка! Я ложилась в таком отличном настроении и, возможно, не заметила, что прихватила контейнер с собой и положила на тумбочку.

– Алиса! Где мои линзы?

– Я бы тебе сказала, но я сплю.

Ладно, пробегусь сама в комнату… Вот же он, мой контейнер – действительно на тумбочке, лежит и молчит. Я нацепила линзы, побежала обратно к зеркалу…

Когда я без линз, меня окружают очень красивые люди и загадочные вещи. Честно говоря, просто полотно цветных пятен. Себе я тоже кажусь очень красивой, когда без линз. У меня очень благородное лицо и большие глаза, как в японском аниме. Что же будет сейчас, когда я надену…

Из зеркала на меня смотрел тот же блин с глазками, хорошенько ободранный наждачной бумагой. Я зажмурилась с перепугу: это глупо, глупо, может, не так всё и страшно… Блин. С глазками, причём веко тоже поцарапано, и достаточно глубоко, чтобы испугаться. Всё лицо было в царапинах, местами глубоких, уже подсохших…

Первым делом я бросилась умываться. Может, ещё не так страшно, и половина красноты – от размазанной крови… Подсохшая корочка размокала, царапины закровили опять, вроде неглубокие, а вид – будто целиком содрали кожу… Будь порезы чуть глубже, я бы, наверное, умерла от ужаса. Хорошо, я почти умерла. Я умылась и стояла у зеркала как статуя, вглядываясь в каждую: сколько она будет заживать? Не останется ли шрама? Что скажут старик, Алиса и родители? Точно ли не останется шрама? Нож, чёртов нож, я больше никогда-никогда не буду оставлять нож на ночь!

…Конечно никогда: мы сегодня уедем, в городе нет таких чокнутых домовых и диких ножей. Хорошо, что Алиса подкинула мысль замотать его пластырем. Иначе… Я опять уставилась в зеркало. Маска! Надену маску. И тёмные очки, чтобы вообще ничего не видеть!

– Алис, кто на свете всех милее?