Читаем Большая книга восточной мудрости полностью

Если, достигнув знания, опираешься на человеколюбие, но, управляя народом, не сохраняешь чувство собственного достоинства, то народ не будет почтителен.

Если, достигнув знания, опираешься на человеколюбие и сохраняешь чувство собственного достоинства при управлении народом, но без соблюдения обрядов, то, значит, ты еще не достиг совершенства.

Лю Ся-хуэй возглавлял судебное ведомство, но его трижды отстраняли от должности.

Некто спросил его:

– Разве вы не можете удалиться?

Лю Ся-хуэй отвечал:

– Если я буду служить людям честно, с прямотой, то куда бы я ни пошел, всюду подвергся бы троекратному изгнанию со службы. А если служить людям кривдою, то зачем же тогда уходить из родного государства?

Служит ли мудрец правителю. В поисках службы

Князь Дин-гун спросил:

– Как правитель должен обходиться с сановниками и как последние должны служить правителю?

Учитель ответил:

– Правитель должен обходиться с сановниками вежливо, руководствуясь правилами. Чиновники же служат правителю, руководствуясь чувством преданности.


Дин-гун – правитель царства Лу, где жил Конфуций (прав. с 509 по 495 г. до н. э.).


В ожидании аудиенции в разговоре с низшими вельможами Учитель был мягок и любезен, а в разговоре с высшими вельможами вежлив и прям. В присутствии правителя он высказывал благоговение, но держался с должным достоинством.

Когда правитель призывал Конфуция и поручал принимать иностранных посланников, то лицо Учителя преображалось и походка менялась. Когда Конфуций приветствовал стоящих справа и слева взмахом руки, то платье его не собиралось в складки ни спереди, ни сзади. Когда Учитель спешил навстречу гостям, то напоминал птицу с распростертыми крыльями. Когда же посланники уходили, он обязательно докладывал правителю:

– Посланники ушли и назад не оглядывались.


В ворота княжеского дворца он входил пригибаясь, словно опасался, что не пройдет. В воротах он не задерживался и, проходя, не ступал на порог. Следуя мимо престола, он менялся в лице, ноги его подгибались, и он говорил, как будто бы у него недоставало слов. Подобрав подол платья, он вступал в залу, согнувшись и затаив дыхание, словно не дышал вовсе. По выходе, когда он спускался на одну ступеньку, лицо его делалось спокойным, ровным и веселым. Спустившись, он быстро бежал, распростерши руки, а возвращался на свое место умиротворенным.


Конфуций держал символ власти своего князя (ритуальную нефритовую табличку) согнувшись, как бы подавленный его значимостью. То поднимал его высоко, словно приветствовал, то опускал вниз, словно делал подношение. Лицо его менялось и словно трепетало, он двигался мелкими шажками, на пятках, не отрывая ног от пола. При подношении подарков выражение лица его было спокойное. Во время частных бесед Конфуций был доброжелателен.


Если Учитель отправлял человека в другое владение наведаться о чьем-либо здоровье, то провожал его двукратным поклоном вослед.


Когда владетельный князь жаловал его кушаньем, то он, предварительно поправив циновку, отведывал его. Если князь жаловал его сырым мясом, то он непременно варил его и, прежде чем попробовать самому, подносил его предкам. Когда князь жаловал живую скотину, то он прежде откармливал ее. Когда он присутствовал на трапезе у правителя, то после приношения правителем жертвы предкам первым начинал есть.


Во время болезни, когда правитель навещал его, Конфуций обращал голову на восток и покрывал себя парадным платьем, разложив на нем пояс.


Конфуций настолько ослаб, что не мог обрядиться в ритуальное платье, полагающееся для приема правителя, но ритуал все же исполнил, накрывшись платьем. При приеме правителя следовало смотреть в западную сторону.


Когда правитель повелевал явиться, он отправлялся пешком, не ожидая, пока для него заложат повозку.


Цзы-лу хотел послать Цзы-гао управляющим в уезд Би. На это Конфуций сказал:

– Это все равно что погубить чужого сына.

Цзы-лу ответил:

– Там есть народ, которым надо управлять, есть и алтари духов земли и хлебов, которым надо приносить жертвы. Какая необходимость в чтении книг, чтобы научиться этому?

Конфуций сказал на это:

– Вот почему я презираю краснобаев!


Цзы-лу – ученик Конфуция, в то время занимал высокую должность в клане аристократа Цзи и мог назначать управляющих уездами.


Цзы-лу, Цзэнь-си, Жань-ю и Гун-си-хуа сидели подле Конфуция, который сказал им:

– Не стесняйтесь говорить потому, что я несколько старше вас. Вы постоянно жалуетесь на то, что вас не ценят. А что бы вы сделали, если бы нашелся кто-нибудь и оценил ваши способности?

На это Цзы-лу легкомысленно отвечал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука