Читаем Большая книга восточной мудрости полностью

Цзы-чжан спросил Конфуция, какого он мнения о министре Цзы-вэне, который, трижды занимая эту должность, не выражал радости и, трижды покидая ее, не высказывал неудовольствия. При этом непременно объяснял новому министру прежние правительственные распоряжения (то есть свои).

Учитель сказал:

– Преданный человек.

– А человеколюбивый ли он? – продолжал Цзы-чжан.

– Не знаю, каким же образом можно считать эти поступки проявлением истинного человеколюбия, – ответил Конфуций.

Цзы-чжан вновь спросил:

– Что вы скажете о Чэнь Вэнь-цзы, который, имея 10 четверок коней, когда Цуй-цзы убил циского князя, бросил их и бежал. А прибыв в другое государство и сказав, что «и здесь люди походят на нашего вельможу Цуй-цзы», оставил это государство и прибыл в другое. И снова, сказав, что «и здесь люди походят на нашего вельможу Цуй-цзы», покинул и это государство?

Конфуций сказал:

– Безупречный человек.

Цзы-чжан вновь спросил:

– А человеколюбивый ли он?

– Не знаю, – отвечал Учитель, – можно ли это считать истинным человеколюбием?


Учитель сказал:

– Кто говорит, что Вэйшэн-гао – честен? Кто-то попросил у него уксуса, а он выпросил у соседа и дал.


Учитель сказал:

– Придерживаться золотой середины – вот высшая добродетель. Но сколь мало есть людей, что способны этому следовать!


Конфуций сказал:

– Когда человек смел и ненавидит свою бедность – быть смуте. Быть смуте и когда ненавидят людей, лишенных человеколюбия.


Конфуций сказал:

– Нелегко отыскать человека, который бы, проучившись всего три года, не стремился к казенному жалованью.


Конфуций сказал:

– Заносчив и непрям, невежественен и некроток, не обладает способностями и неискренен – таких людей я не признаю.


Цзы-гун спросил:

– Что вы скажете о человеке, которого любят все земляки?

Учитель ответил:

– Никчемный человек.

– А что вы скажете о человеке, которого все ненавидят? – продолжал спрашивать Цзы-гун.

– И этот человек тоже никчемный, – сказал Учитель. – Лучше тот, кого любят хорошие земляки и ненавидят недобрые.

«Учиться и не размышлять – напрасная трата времени; размышлять и не учиться – губительно»

Учитель сказал:

– Я никому не отказывал в наставлении, начиная с тех, кто приносил гонорар, состоявший лишь из связки сушеного мяса.


Учитель сказал:

– Неретивых я не просвещаю. Не сгорающих от нетерпения получить знания – не обучаю. Своих наставлений не повторяю тем, кто не способен по одному лишь углу отыскать три остальных.


Предметом постоянного разговора Учителя служили «Ши-цзин» («Канон песнопения»), «Шу-цзин» («Канон истории») и соблюдение церемоний. Вот в этих вещах он мог наставлять постоянно.


Учитель сказал:

– Если идут вместе три человека и у них непременно есть чему поучиться, то я возьму у них все хорошее и буду этому следовать. А то, что есть в них дурного, постараюсь в себе исправить.


Учитель обучал четырем наукам: культуре, нравственности, преданности и искренности.


Конфуций сказал:

– Начинай образование с поэзии, опирайся на ритуал (церемонии) и совершенствуйся музыкой.

Есть досыта целый день и ничем не заниматься – разве это не тяжело?

Конфуций сказал:

– Постигай учение так, будто бы боишься не достигнуть его, а получив, – бойся утратить.


Один советник палаты чинов спросил у Цзы-гуна:

– Не является ли Учитель мудрецом? Как много у него талантов!

Цзы-гун сказал:

– Верно, Небо щедро одарило его совершенной мудростью и многими талантами.

Конфуций, услышав об этом, сказал:

– Что знает обо мне советник палаты чинов? В молодости я находился в низком положении и потому освоил многие презренные профессии. А многими ли знаниями должен обладать благородный муж? Совсем не многими.


Учитель сказал:

– Не поговорить с человеком, с которым стоит говорить, – значит потерять человека. А поговорить с человеком, с которым не стоит говорить, – значит потерять слова. Мудрец не теряет ни слов, ни человека.


Учитель сказал:

– Для передачи Учения нет различий в происхождении людей.


Учитель сказал:

– Ю, слышал ли ты шесть слов, которые приводят к шести ошибкам?

– Нет, – ответил Цзы-лу.

– Ну, слушай, я объясню тебе. Стремление к человеколюбию без любви к учебе приведет к глупости. Стремление к знанию без любви к учебе приведет к шаткости в жизни. Стремление к честности без любви к учебе приведет к нанесению вреда людям. Стремление к прямоте без любви к учебе приведет к горячности. Стремление к мужеству без любви к учебе приведет к смуте. Стремление к твердости без любви к учебе приведет к сумасбродству.


Учитель сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука