Наконец, вымотанный морально и физически, Сумрак, собрав остатки сил, выкинул мусор, заменил на своей лежанке окровавленную подстилку и осторожно устроился на ночлег. Лечь так, чтобы не задевать ни одно из ранений, не получалось, а потому, хоть и заснул воин быстро, спалось ему плохо. Он все время ворочался, тщетно пытаясь устроиться удобнее и тихо подвывая, чем заставлял дежурящего проводника то и дело встревоженно обращаться к данным о его жизненных показателях.
Знакомый ночной лес шелестел вокруг, и воин с золотой шкурой был снова впереди… Но на этот раз он не шел, а стоял неподвижно посреди тропы и словно бы ждал, когда Сумрак приблизится. Да неужели… Свершилось-таки…
— Зачем ты преследуешь меня, малек?
Сумрак остолбенел, став перед ним как вкопанный. Голос этого старого знакомого незнакомца… Пробрав до костей и вывернув нутро, он разом послышался отовсюду, и одновременно ни единым звуком не нарушил лесную тишь. Он прозвучал где-то в центре головы, срезонировав в горле молодого самца, будто его собственный рык. Грохнул и затих, оставив протяжно гудеть после себя какую-то незримую струну.
— Ты вообще осознаешь, что делаешь и зачем? — боги, он и на первый-то вопрос не смог еще ответить, а золотокожий уже задавал второй… И сверлил, сверлил своими яркими глазами, полными играющего грозного пламени. И Сумрак чувствовал, что не может отвести взгляда, не может пошевелиться, не может ответить…
Желтый воин зарычал. Как неудобно-то выходило… Следовало поклониться Старшему и отвечать, когда спрашивают, а не стоять перед ним болваном… И уж тем более не пялиться! Таких, как он, это приводит в настоящее бешенство, и Сумраку ли было о том не знать…
Больше сын Грозы не успел подумать ни о чем. Старший самец внезапно агрессивно вскинулся, выгнул спину и громко зарокотал, поднимая свое пестрое копье. В этот момент оцепенение, наконец, слетело с юнца. Сумрак отскочил и принял боевую стойку, отвечая на вызов. В его руках тоже оказалось копье, хоть, он и был готов поклясться, что шел безоружным…
Они сошлись и схватились, и долго бились на копьях посреди шепчущего леса под лунным светом. Противник был силен — пожалуй, по мастерству и совершенству владения своим телом лишь Учитель, лишь прославленный Пустошь мог тягаться с ним. Сперва Сумрак безуспешно пытался отражать его удары, чувствуя, что катастрофически проигрывает сопернику, затем стал лишь уклоняться, но копье золотокожего и тут оказалось проворнее.
Вскоре силы стали покидать молодого самца, и он рухнул на колени, сраженный очередным мощным ударом, а следующий получил уже в спину, что заставило немедленно пасть ниц и униженно опустить голову. Массивная ступня встала Сумраку на хребет; сын Грозы отчаянно уперся руками в землю, понимая, что, если противник сейчас уложит его, то все будет кончено, но… Возможности противостоять уже не было. Нога победителя сместилась на загривок, и огромная тяжесть надавила на плечи молодого воина, заставив руки подломиться в локтях, тем не менее, колени еще держали, и поясница напряглась в безуспешной попытке вернуть телу вертикальное положение. Еще одно, последнее усилие…
Однако, прежде, чем Сумрак успел что-либо сообразить, холодное острие копья коснулось задней поверхности его бедра и скользнуло снизу вверх, отодвинув край набедренной повязки. Самец замер в ужасе, а наконечник невозмутимо продолжил свой ход, приближаясь к клоакальной щели. Достигнув и раздвинув ее, острие чуть углубилось внутрь и возобновило свое медленное движение вверх, остановившись у заднего края, как раз напротив… Сын Грозы похолодел, не смея двинуться. Он стоял в унизительной и отнюдь недвусмысленной позе подчиненной самки, крепко прижатый ногой старшего самца, заставившего его уткнуться жвалами во влажный мох, и прямо ему в задницу смотрел кремниевый наконечник чужого копья. И вновь со всех сторон раздался торжествующий громовой хохот.
— Девчонка!
На этих словах Сумрак и проснулся, но голос золотокожего еще несколько минут эхом звучал в голове. И создавалось четкое, неприятное ощущение, что услышан он был не во сне, а наяву, став непосредственной причиной пробуждения…
Самец приподнялся, скривившись и застонав от боли во всем теле, а затем попытался повернуться. Препараты отпустили окончательно: раны под швами теперь горели, пульсировали, отзывались на каждое движение. Дышать было тяжело, в горле сильно пересохло.
— Братан, ты как? — обеспокоенный голос Кошмара окончательно прервал мучительное наваждение. Спасибо, дружище…
— Жить буду, — прокряхтел Сумрак, с трудом вставая и жадно приникая к сосуду с водой.
— Опять плохой сон?
— Нет… — спустя минуту, оторвавшись от питья, мотнул головой воин. — Спина разболелась.