Большая семья

— А пока будем ее поддерживать своими силами… Если у нее действительно туберкулез, тогда надо меду и смальцу достать. И масла сливочного. Масло можно взять на ферме. А вот мед и смалец — где его получишь?

— Может быть, в другом колхозе найдем?

— Давай поговорим об этом с Арсеем и Недочетом. Посоветуемся.

Позади всех шли Антон и Нина Семеновна. Учительница тоже говорила о Вере.

— Как она читает! Господи, как читает! Сколько силы, сколько вдохновения! У меня слезы выступили на глазах… Я думаю, она сама любит, любит глубоко, беззаветно. Я уверена в этом!

— Кого же она любит? — нерешительно заметил Антон. — У нас тут вроде подходящего нет.

Нина Семеновна гневно посмотрела на него.

— Ты ничего не понимаешь. Она, может, любит жизнь, людей, все, все, что ее окружает, — родину! Сильно любит… И какая ж тусклая у нас с тобой любовь!

Антон схватил ее за руку.

— Я тебя очень люблю, Нина Семеновна!

— Оставь, пожалуйста! — недовольно сказала она, сдерживая улыбку. — Ты все по батюшке меня величаешь.

— Ну, Нина… Нина, я тебя люблю, — взмолился Антон. — Честное комсомольское — люблю!

Нина Семеновна усмехнулась.

— Вот-вот, даже сказать о своей любви как следует не можешь.

Антон обиделся.

— Что ж? — сказал он, потупившись. — Не занимать же мне красивых слов?.. Зато в душе я весь твой, весь до капельки!..

Нина Семеновна посмотрела на его хмурое, смуглое и обветренное лицо и почувствовала, как теплом наполняется ее душа. Но она ничего не сказала и продолжала итти рядом, теребя в руках косынку.

На мосту они остановились. Нина Семеновна, облокотившись на перила, долго смотрела в реку. Антон курил цыгарку.

— Мне пора на работу, — сказал он, видя, что Нина Семеновна не намерена разговаривать. — Если что… то прошу прощения… Я ведь человек простой.

Она повернулась к нему, взяла за руки. Ей хотелось поцеловать его, но побоялась, что увидят. Так и не сказав ни слова, она пошла в село.

Антон, проводив ее недоумевающим взглядом, повернул на дорогу, разрезавшую пшеничное поле на два треугольника, и широким, неторопливым шагом направился в тракторную бригаду.

12

Вера еле дошла до дому и без сил опустилась на лавку. Ноги ее точно одеревянели, сердце билось учащенно, в голове шумело. Казалось, внезапный приступ кашля там, на берегу речки, окончательно подорвал ее здоровье.

Обуховы только что перебрались в новый дом. С непривычки все ходили тихо, осторожно ступали по дощатому, чисто выструганному и свежепахнущему дубовому полу. Окна в доме день и ночь были открыты настежь, но стены, обмазанные глиной и выбеленные белилами, еще не просохли: серые пятна сливались в причудливые силуэты.

Вслед за Верой пришел Григорий. Брат был заметно возбужден, хотя и пытался скрыть это.

— Решение райкома комсомола получено, — сказал он. — В нашем колхозе организуется стрелковый кружок. Будем учиться… А осенью — в морскую школу!

Вера слушала брата и удивлялась, как быстро огрубел его голос. Давно ли он был совсем мальчиком? А теперь перед ней молодой мужчина с густой русой шевелюрой и с крепкими мускулами. Скоро он начнет бриться. Как неудержимо течет время!..

Анна Сергеевна принесла коптилку — блюдце с фитилем и маслом, — поставила ее на полку в простенке. Мигающий огонек тускло осветил большую комнату.

— Давайте ужинать, дети, — сказала Анна Сергеевна и позвала со двора Прохора.

Ели нехотя и молча. Григорий и Прохор громко дули на ложки. Вера, чтобы не огорчить мать, с усилием глотала горячую жидкость.

— Послезавтра Куторгу судить будем, — сказала Анна Сергеевна. — Нынче вызов получила…

Все посмотрели на мать.

— А ты, что ж, судьей будешь? — спросил Прохор.

— Народной заседательницей, — ответила Анна Сергеевна. — Первый раз — и такое дело! Своего земляка судить придется…

Григорий отложил ложку, вытер губы.

— Для тебя, мама, никаких земляков там не должно быть, — наставительно сказал он. — Что сват, что брат — закон для всех один. Нашкодил — получай по заслугам.

Вера раньше всех встала из-за стола и вышла во двор. Она села на скамейку под яблоней и стала расплетать косу. С улицы зашел Денис. Он присел рядом, зашнуровал развязавшийся ботинок.

— Скоро привезут тебе знамя, — сказал он. — Со дня на день ожидаем.

— Знаю, — отозвалась Вера. — Мне Ульяна передавала.

Денис закурил. Он был заметно смущен.

— Ты вот что, Вера, — наконец собрался он с духом. — Сознайся — нельзя так дальше… Ты, я вижу, больна серьезно?

Вера выпустила из рук косу.

— Ты скажи откровенно, не стесняйся, — горячо убеждал ее Денис. — Разве такое дело можно скрывать?

Вера тяжело вздохнула и тихо сказала:

— Больна… И боюсь, безнадежно…

— Что значит — безнадежно? — возразил Денис. — Ты сама сегодня рассказывала, как смерть отступает перед волей человека.

Вера покачала головой:

— То сказка, Денис. А это правда. А правда сильнее сказки.

— Это верно: правда сильнее сказки. Но мы сильнее той девушки.

Вера болезненно улыбнулась, но Денис не заметил этого.

— Что у тебя? — спросил он.

— Туберкулез, — с трудом выговорила Вера. — Туберкулез легких.

— Та-ак, — проговорил Денис. — Значит, лечиться надо.

— Теперь уже поздно. Третья стадия.

— Откуда ты знаешь?