Большая семья

Когда прогон кончился, Ульяна пошла рядом с Арсеем. Прасковья Григорьевна, не пожелала отдыхать, когда все работали, и продолжала готовить жгуты на всех трех рядках.

— А ты настоящий косарь! — похвалил Ульяну Арсей.

— Нет, ты правду говоришь? — обрадовалась Ульяна.

— Честное слово! Да ты посмотри на свою работу. Скошено чисто, ряд уложен ровно. Что ж еще нужно?

Над полем журчали косы. Издалека плыл ровный гул тракторов. За пшеничным косяком поднималась песня. Это пели девушки звена Кати Ремизовой.

— А что ж ты ничего не скажешь про мою выдумку? — склонив голову набок, будто бы прислушиваясь к далекой песне, спросила Ульяна.

Арсей посмотрел в ее пылающее лицо.

— Что ж говорить-то? Молодец ты, Ульяна!

— Благодарю за доброе слово.

— Молодец, умница ты моя, — продолжал Арсей. — Завтра все бригады перестроим, старушек призовем.

— А помнишь ты говорил — это утопия?

— Помню, Ульяна, — сознался Арсей. — Помню. Не верил, честно признаюсь, не верил! И еще кое-чему не верил… Ошибался… А тебе спасибо. Завтра будем работать по твоему способу. Многие женщины освободятся.

— И меня освободи, — попросила Ульяна.

Арсей пытливо посмотрел на нее.

— Что ж ты будешь делать?

— Косить.

— Косить?

— Да.

Нет, она не шутила. Он читал решимость во взгляде ее черных глаз.

— Но ведь это очень тяжелая работа! — сказал Арсей. — Косить целый день — это невозможно для женщины!

— А ты пробовал когда-нибудь вязать? — спросила его Ульяна. — Вязать целый день?

— Нет, не пробовал.

— А ты попробуй. Попробуй, и тогда скажешь, что легче: косить или вязать.

— Ну, конечно же, вязать легче! — убежденно воскликнул Арсей. — Это и так известно.

— А вот давай испытаем, — предложила Ульяна. — Ты отдай мне косу, а сам стань на ряд за мной. И посмотрим, управишься ты или нет.

Арсей смутился и сразу не нашел, что ответить.

— Не знаю, может, ты и права, — сказал он. — Только как-то непривычно… Испокон веков у нас уж так заведено: мужик косит, баба вяжет.

— Мало ли у нас неправильного делается испокон веков, — спокойно возразила Ульяна. — Для того мы и молодые, чтобы жить по-новому.

К ним спешил Недочет. Ульяна издали видела его расплывающееся в улыбке лицо.

— Поздравляю тебя, Ульяна Петровна! — кричал он. — Ты уже выполнила три нормы. Три нормы — не меньше! Глазом вижу… — Он подошел к ней, снял картуз. — Разреши маю поцеловать твои золотые руки, — сказал он и, прежде чем Ульяна успела ответить, припал к ее рукам губами.

Арсей почувствовал гордость за Ульяну.

— Вот просится косарем поставить, — показал он на нее.

— А что ж? — одобрил Недочет. — Дело-то не ахти какое сложное. Я издали видел, как она косила.

— Значит, поддерживаешь? — спросил Арсей.

— Вполне. И не только ее одну. Десяток крепких и молодых отобрать и распихать промеж опытных косарей — пускай инструктируют. А кос в сельпо хоть отбавляй.

— Хорошо, — согласился Арсей и поймал благодарный взгляд Ульяны. — Я вижу — завтра нам всю работу придется перестраивать.

— Придется, — подтвердил Недочет. — А сегодня ты уж, Ульяна Петровна, поднатужься. Покажи, как надо работать, дай нам козырь. Постарайся.

— Постараюсь, Иван Иваныч, — пообещала Ульяна.

Они подошли к началу загона. Ульяна передала Недочету косу. К ним присоединилась Прасковья Григорьевна.

— Вот еще что, — сказала Ульяна. — Прасковья Григорьевна хочет посоветовать…

Прасковья Григорьевна смущенно перебила ее:

— Что ты, Уля, какой там совет! Просто так взбрело в голову… Может, и нельзя это!..

Она наотрез отказалась говорить, и Ульяне пришлось самой пересказать соображения старушки.

— Да-а… — почесал бороду Недочет. — Серьезное дело. Не знаю, как и сказать… Традицию нарушает.

— Какую традицию? — спросил Арсей.

— Как же! Косарь пройдет прогон без отдыху, а на обратном пути цыгарку свернет, покурит.

— Ну да, — сердито сказала Прасковья Григорьевна, обидевшись на Недочета. — А пока он будет раскуривать, хлеб перестоится и посыплется.

— Я думаю, это не такая уж серьезная традиция, — произнес Арсей. — Ради дела можно пожертвовать ею. А дело это полезное и, безусловно, выгодное.

— Мне что? — сказал Недочет. — Я могу на заре нос свой табаком начинить и айда до вечера гонять. Я не о себе. Как другие скажут?

Было решено обсудить предложение Прасковьи Григорьевны на вечернем сборе косарей.

23

Дни стояли жаркие. Пшеница поспела вся разом и тяжело клонилась тучным восковым колосом. Она грозила перестоем. Люди работали с рассвета до поздней ночи, на поле были призваны все — от подростков до стариков и старух. Вязальщицы работали по методу Ульяны. Среди косарей пестрели платки, разноцветные кофты женщин. Молодые, крепкие женщины добровольно переменили профессию. Многие из них с первого дня не уступали прославленным косарям. Косили вкруговую, как предложила Прасковья Григорьевна.