Большая семья

Колхозники продолжали копать: они хотели сделать не меньше, чем председатель.

Ульяна присела возле Веры, обняла ее.

— Что, милая? Уходилась? — Она кинула на Арсея быстрый взгляд и нахмурилась. — Он, бугай, кого хочешь загонит. У меня и то коленки трясутся.

Но подумала другое: «Да, он сильный, женщинам тягаться с ним трудно. Но он ведет и половину участка Веры, — стало быть, работает в полтора раза больше всех».

— Если быть откровенным, — сказал Туманов, все еще отдуваясь и жадно глотая сырой воздух, — то я должен признаться: больше не выдержу.

— Неправда! — возразил Арсей. — Притворяешься.

— Честное слово! За тобой и вот за ней, — он показал на усмехнувшуюся Ульяну, — сам дьявол не угонится.

— Дьявол ни за что не угонится — это правда! — засмеялся Арсей. — Но ты не отстанешь. Это была для тебя тренировка. Отдохнешь — легче будет. Посмотришь. Только учти: лопату надо скашивать. Тогда она сама будет резать.

Евдокия Быланина выровняла свою полоску, победно воткнула лопату в землю и, усевшись на землю, принялась поправлять растрепавшиеся волосы. Недочет закончил почти одновременно с ней, достал табакерку и жадно вдохнул в себя солидную порцию нюхательного табаку.

— Не такие уж они непобедимые! — сказал он, желая подзадорить Евдокию. — Ежели еще чуток приналечь, свободно нос им можно утереть.

Евдокия ничего не ответила — во рту торчала шпилька. Но ей приятно было, что Недочет ставит ее вровень с деверем, которого она считала удалым и на такие дела горячим.

Евдокия уважала Арсея. Он во многом напоминал ей Максима, которого она крепко любила. Муж ее в работе, будь то в поле или дома, слыл за непререкаемого учителя. Внешне братья были вылитые близнецы, и, быть может, это-то сильнее, чем что-либо другое, располагало Евдокию к Арсею. Но Евдокия никогда этого не показывала. Наоборот, в отношениях с Арсеем она держалась дерзко и вызывающе. Сейчас ей доставляло удовольствие с ним соревноваться. И очень хотелось победить. Очень хотелось! Чтобы потом посмотреть на него свысока и многозначительно усмехнуться…

До слуха донесся веселый голос председателя:

— По местам, друзья!

Евдокия вскинула глаза и увидела, как четверка снова дружно взялась за лопаты. Она внутренне одобрила настойчивость Арсея, но сказала недовольно, с вызовом:

— Чорт бешеный! Ну, погоди ж ты, допляшешься!.. — Она быстро заколола волосы и обратилась к Недочету: — Ну, Иваныч, покажем им кузькину мать!..

— Покажем, Дуняша, обязательно покажем! И кузькину мать и демьянова батю. Чтоб не заносились, герои!..

— Берегись! — погрозила Евдокия Арсею и схватилась за лопату. — Тряси своими костями, Иваныч. Тряси веселей.

После передышки Вера чувствовала себя бодрее. Лопата не казалась такой тяжелой, а земля — неподатливой. Вера решила, что сможет вести свою полоску сама, но Арсей захватил земли столько же, сколько брал до перерыва. Вера была бы счастлива, если бы он почувствовал ее благодарность.

Туманов тоже ощутил прилив новых сил. Скашивая лопату по совету Арсея, он тратил меньше усилий. Более ловко, чем раньше, поддевая и выворачивая землю, он искоса поглядывал на Ульяну и думал: «Посмотрим, бабочка, намного ли тебя хватит. Не запоешь ли ты песенку, которую я чуть было не запел до перерыва». Но Ульяна попрежнему работала быстро, и скоро Михаил понял, что соревноваться с ней нелегко. Ульяна то и дело перегоняла его и задорно усмехалась, наблюдая за его усилиями не отстать от нее. Иногда она украдкой глядела на Арсея. Она видела, что он помогает Вере, восхищалась его силой и благородством. На короткую долю времени она забывалась, как бы сливаясь с ним в едином трудовом движении, как сливаются ладные звуки в звонкой и радостной песне. Вот в таком бы движении жила она всю жизнь.

Серые сумерки расползлись по полю, когда вся четверка дошла до кромки озимого клина. Одновременно окончили свои делянки Евдокия Быланина и Недочет. Вытерев раскрасневшиеся щеки фартуком, Евдокия вскинула на плечо лопату и с горделивым видом прошла мимо Арсея, небрежно бросив:

— А вы думали — мы, что же, лыком шитые?

Люди шли домой. Ульяна и Вера смешались с пестрой группой женщин. Несколько поодаль шагали Арсей и Михаил. К ним присоединились Марья Акимовна и Недочет.

— Что ж, Марья Акимовна, будешь, что ли, собирать бригаду? — спросил Арсей.

Марья Акимовна замялась.

— Норму-то перевыполнили, Арсей Васильич, — промолвила она смущенно. — На-глаз видать. Но работали, как скаженные. Вы всех растравили, Арсей Васильич…

— Знаешь что? — остановил ее Арсей. — Есть хорошая русская пословица: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». А ты четырнадцать раз меряй. И если и после этого не получается — меряй двадцать восемь раз. И только тогда решай.

— Да ведь как тяжело, Арсей Васильич, как тяжело… — оправдывалась Марья Акимовна.

— Кто говорит, что легко? Кто спорит против этого? Но выхода другого у нас нету. Понимаешь, нету другого выхода, хоть вот возьми да лопни!.. А норму еще придется увеличить, дорогая Марья Акимовна. Десяток людей — и самых крепких — заберем мост строить и мельницу восстанавливать.