Большая семья

— Положив руку мне на плечо, локтем поддел подбородок. Лязгнули зубы, стало больно, молниеносно вспыхнул протест слабого против сильного. Я резко сбросил его руку, и он от

неожиданности не удержался на ногах, упал на пол. Я решил драться.

Сомкнулось кольцо зрителей. Землянский что-то крикнул, но Сергей уже встал, поправил рубашку и… замялся.

— А ты с перцем! Драться, детка, в коммуне нельзя — у нас воспитанные мальчики и

девочки, которых за драку могут выгнать. — Поводил пальцем перед моим носом и пошел к

дверям.

Меня окружили ребята и смотрели не то со страхом, не то с удивлением. Сосед по

койке доверительно стиснул мне руку:

— Он же боксер, понял? На стадион «Динамо» ходит.

– 7 –

Мягкая постель, холодок простыни и пододеяльника, еще не согретых телом — как

это непривычно для меня! Кто-то погасил свет, стало тихо, а я ворочался и долго не мог

уснуть.

– 8 –

КРУТОЙ ПОВОРОТ

Наступившее утро взбудоражил звонкий сигнал, В окнах чуть брезжил серый рассвет.

Еще хотелось спать. Свет лампочек резко бил в глаза. Кто-то вставал, как по тревоге, решительно сбрасывая одеяло, кто-то искал заброшенную под кровать обувь, кого-то

толкали под бок.

— Подъем! Ваньки-турки, кому подать кофе? — Землянский уже оделся и заправлял

кровать. — Дежурный по спальне сегодня лорд Кус-Ф! Филька, это тебя касается! — и тут

же потянул одеяло с заспанного «лорда».

Тог сладко зевнул, поежился и, уже проснувшись, протянул: — Знаю, то Кус-Ф, то

Кус-П за всех парятся. Рыжих нашли!

Землянский хмыкнул. Двое братьев — Куслий Филька и Куслий Павел жили в одном

отряде. Оба черные, как жуки. Павел, старший и молчаливый, одевался, посапывая, недовольно глядя на замешкавшегося брата.

Бросив на плечи полотенца, побежали умываться, чистить зубы, Спальня принимала

обычный вид. Вчерашний урок командира пришелся кстати, с койкой справился уверенно.

Одевшись, Куслий-младший проворно двигал щеткой, посылая ее под кровать и в

«недоступные» углы. По коммуне катился аврал. Мыли стекла, по всем закоулкам снимали

пыль, чистили медные части, мыли плиточные полы нескончаемых коридоров. Особо

старательно — туалеты и умывальники. Маня Хохликова, хрупкая девочка, спуску не даст: знает все премудрые места, где может затаиться пыль и грязь, и не преминет преподнести па

платочке, поближе к носу, найденное ископаемое.

Спальни сверкают чистотой, натерт паркет, кровати заправлены, открыты форточки, вымыты шеи и уши, начищена обувь, и все-таки... У Калошкина один ботинок не

зашнуро¬ван, и это обнаружили, приподняв опущенную штанину. Маленький, щуплый и

бледный, он еще больше побледнел, когда раскрылась немудреная маскировка.

В отряде девочек случай и вовсе забавный. Когда командир Пехоцкая подала команду

«смирно», одна девочка, стоявшая в глубине спальни между кроватями, подбоченилась и

прижала к талии плиссированную юбку. Дежурный Никитин счел это недозволенным и

громко повторил команду. Девочка не меняла позы, оглядываясь по сторонам, как

затравленный зверек. Все глядели на нее.

—

Белинина, кру-гом! — скомандовал неугомонный Никитин, и команда

механически была исполнена. У Нины с тыла не оказалось юбки, ноги без чулок, розовели

голые пятки.

Детский хохот, галдеж... Белинина присела за кровать и нервно заплакала.

— Ах ты, актриса, — посветлела всегда серьезная Сторчакова, удивляясь

изобретательности младшей подруги.

— Белинину одевать всем по очереди! — проорал Никитин, выбегая в дверь, за

которой девчонки все еще смеялись и визжали.

Начался новый день. Производственники первой смены спешили переодеться в

спецовки, школьники первой смены готовили тетради и учебники. Я бродил по коридору, легко скользя новыми подошвами по плиткам пола, читал стенгазету.

— Ты что здесь делаешь? — Спокойный, но неожиданный голос. Обернувшись, я

увидел Никитина. — Пойдем к Тимофею Денисовичу Татаринову. Он проверит твою

грамоту.

— Какую грамоту? — не понял я.

— Ну, как еще сказать — твои знания по арифметике, русскому, украинскому, по

политике. У нас все учатся.

В Тихом клубе, куда привел Никитин, нас встретил невысокого росточка учитель, приветливо заговорил:

– 9 –

— Иди, иди, голубе сизокрылый, чи не довго ты блукав. — Здесь были еще две

молодые женщины, просто, но аккуратно одетые. — Екатерина Григорьевна, пожалуйста, небольшой диктант.

— Здравствуй, садись вот здесь, — учительница указала на стул у журнального

столика. — Писать умеешь?

— Пишу, как учил отец.

— И грамматику знаешь?

— Знаю. Из книг переписывал.

— Ну, хорошо. Почитай громко вот эту страничку. — На столик положила томик

Пушкина. Читал я с выражением, помня, как строго смотрел на меня отец, услышав ошибку.

Когда потерял зрение, он особенно нуждался моей помощи, и по вечерам, при керосиновой

лампе, я своим чтением отвлекал его от большого горя.