Большая семья

— Неплохо, довольно. А теперь попиши. — Она диктовала медленно, выразительно, похаживая вокруг стола. Я старательно выводил буквы, склонив голову на плечо и от

на¬пряжения сгорбившись.

— Сидеть нужно прямо, не ежиться, она мягко отвели мою голову, разбирая

каракули. — Со знаками препинания пока неладно. Пиши внимательнее и чище, чтобы перо

не брызгало.

От Екатерины Григорьевны я поступил к Лидии Федоровне. Она спрашивала по

географии. Я бойко называл столицы государств, главные реки, горные вершины, но, когда

подвела к карте на стене, чтобы я показал столицу Чехословакии, мой палец заблудился где-

то у Северного полюса. Она достала с полки книгу, большую и толстую, дала мне в руки.

Это был географический атлас в потертой обложке, который я прижал к себе, как

спасительное лекарство.

— Кроме учебника по географии, воспользуйся этим атласом, ты все там найдешь... и

Прагу.

Заключил экзамен Тимофей Денисович. Несколько вопросов по таблице умножения, дробям простым и десятичным. С пропорциями перешли на бумагу, решил несколько задач

на проценты. В этой науке я оказался увереннее, чем географии стало легче, я успокоился, и

вдруг:

— Про Чемберлена слыхал?

— Чемберлена? И слыхал и видал!

— Где же ты его видел? — поднял брови Тимофей Денисович.

— На Павловской площади. Его несли на палке и дергали за нитку. Он дрыгал ногами

и отворачивался.

— Г-м, чего же отворачивался?

— Потому как капиталист и пьет кровь рабочих!

— Ну, добре. А что такое брак, скажем, на заводе?

Я хорошо знал это слово, его часто употреблял отец. Вечерами дома, при слабом

освещении насекая напильники, он боялся испортить работу. «Испорчу — забракуют, сынок», — говорил он устало.

— Брак, это когда портят и не получают денег, — ответил я, ожидая следующего

вопроса. Вопросов больше не было.

— Сегодня гуляй, знакомься с коммуной, а завтра, голубе, за книжки, тетрадки и в

пятый класс, — заключил Тимофей Денисович.

— В пятый! Вот это здорово! — я чувствовал, что в моей жизни произошло что-то

важное. Буду учиться и работать! Чья-то сильная рука подняла за ворот, как и многих

других, спасла от грязи, холода, голода, пинков, оскорблений, вынужденного воровства и

перенесла сюда, под надежную крышу дворца. Здесь много ребят. Они разные: добрые и

насмешливые, открытые и замкнутые, развязные и проворные, сильные и слабые, веселые и

поникшие — все вместе живут, что-то делают по законам, создаваемым с их участием,

– 10 –

выступают на собраниях, принимают и отвергают, встречая на своем пути бури и затишья.

Разные судьбы в единой, новой семье.

Выхожу во двор без пальто и шапки, а вдогонку голос дневального:

— Одевайся, пацан, на дворе холодно, а ты слабак.

— Я — слабак?

— Факт, и не спорься!

Пришлось надеть свою пушистую шинель и шапку. Одевшись, почувствовал тепло

снаружи и внутри. Все во мне пело, окрыляли радужные надежды свершить большое, невиданное. С удивительным прозрением, с осязаемой ясностью я понял, что теперь у меня

есть настоящий дом — наш дом.

– 11 –

„НЕ ФИГЛИ-МИГЛИ"

На одном заседании совета командиров стоял один-единственный, но наиважнейший

вопрос: «О перестройке производства». Первое слово — Антону Семеновичу. Он

напряженно сжимал пряжку ремня, его волнение передавалось всем.

— Товарищи коммунары и уважаемые сотрудники! До сих пор мы жили не так уж

плохо. Сыты, одеты, обуты; учились, работая в мастерских, производя некоторую

продукцию. Чекисты Украины построили нам на свои средства этот дворец, обставили его, привезли оборудование и сказали: «Живите, дети, растите, воспитывайтесь». Нам завидуют и

говорят: «Устроились не по-пролетарски! Раньше так панычи жили!» Не все вы знаете, что

наши добрые шефы до сих пор отчисляют от своего заработка шесть процентов на полное

содержание коммуны, чтобы мы жили в достатке. Не кажется ли вам, что у них много

благородства и терпения, а нам пора и честь знать! Не пора ли начать зарабатывать самим па

себя?

Реакция была самая разная. Старшие схватили главное и готовились выступать; малыши уже активно тянули руки, а тугодумы витали где-то в начале речи, не сводя концы с

концами.

— С чего начнем, Антон Семенович? — озабоченно спросил Митя Чевелий, старый

горьковец. Горьковцы, перешедшие с Антоном Семеновичем из колонии имени Горького в

коммуну имени Дзержинского, беззаветно верили в него. Вера утвердилась на многолетнем

опыте его совместной жизни с ребятами, на традициях, трагедиях и кризисах, на радостях

успехов.

— О технике перестройки расскажет наш заведующий производством и главный

инженер, — Антон Семенович вежливо указал на тучного пожилого человека в буржуйском

костюме и лакированных штиблетах, того самого, удивившего меня своим видом, когда я

впервые переступил порог кабинета начальника. — Позвольте его представить вам: Соломон

Борисович Коган.