Большая стрелка

Новый директор ликеро-водочного комбината, бывший ранее заместителем, Ашот Амбарцумов, и бухгалтерша, тридцатидвухлетняя красивая и длинноногая кукла-блондинка Наталья Глущина по четвергам ужинали в ресторане «Синий парус», а потом в сопровождении шофера и охранника ехали в загородный дом продолжать банкет при свечах в постели.

Когда их темно-вишневый «Вольво» на всех парах устремился в направлении загородного дома, на трассу на третьем километре Московского шоссе с проселочной дороги выехал «КамАЗ», угнанный три часа назад.

От удара «Вольво» вынесло на обочину. Иномарка, смятая, как консервная банка, ткнулась носом в овраг, замерла.

Из машины выскочил телохранитель и тут же рухнул на землю – из кузова «КамАЗа» били из автомата. Потом киллеры спрыгнули вниз, подошли к искореженному «Вольво» и методично всадили в пассажиров по пуле.

На похоронах Амбарцумова Лев Гринберг плакал. И говорил на панихиде, где собрались и заводчане, и областные руководители, с надрывом:

– Ашот… Он… Он был не просто начальником… В нашем возрасте трудно находить новых друзей. А старые друзья уходят. Хорошие друзья. Добрые друзья. И нам остается ждать только встречи с ними там…

Гринберг плакал искренне. Ему и правда было жаль Ашота. Тот действительно являлся его другом. Но друзья друзьями, а денежки врозь.

Через два дня на него вышли армяне. Один из главарей армянской диаспоры Раф Григорян потребовал немедленно встретиться.

– Конечно, Раф, конечно, – затараторил Гринберг. – Когда скажешь…

В кабинет на заводе Раф заявился с двумя смуглыми, мощного телосложения армянами. Мрачные лица. Недобрые взоры. И в этих взорах совсем нехорошие обещания смертных мук.

– Здравствуй, дорогой. Какая потеря! – рванулся навстречу Григоряну Гринберг.

– Кто мог это сделать? – Не пожимая руки, Раф уселся в кресло. – Кто?

– Это или Леня Нарусов. Или тамбовские бандиты. У них пересекались интересы. Тамбовцы задолжали Ашотику большие деньги.

– Хотелось бы верить. – Раф пронизывающе посмотрел на хозяина кабинета.

Гринберг подслеповато моргнул и глубоко вздохнул, выражая всем своим видом скорбь.

Потом разговор вошел в более мирное русло. Повздыхали о погибшем товарище и наконец перешли к главному.

– Знаешь, ведь и наши интересы в «Эльбрусе» присутствовали, – произнес Раф буднично, озвучивая мысль, не подлежащую обсуждению. – Доля его акций нам переходит. Вместе подумаем, как будем править.

– Есть собрание акционеров, – сухо произнес Гринберг. – Есть существующий порядок. В его русле этот вопрос и будем решать.

– Акционеры? – удивился Раф. – Слова не мужа, но мальчика.

– Слова законопослушного человека. Это же не артель Ашота. Акционерное общество. И здесь свой порядок.

– Нет, уважаемый, это именно ваша артель. И клянусь, если ты причастен к смерти Ашота, ты ответишь. Но пока я не знаю этого – мы друзья. И партнеры в бизнесе.

– Партнеры? А если нет?

– На нет и суда нет. Без суда все решим. Понимаешь, все будет по понятиям, Гринберг, по справедливости…

– Вот что. – Гринберг вздохнул поглубже, кинув взор на часы. – Я думаю, вам лучше уйти.

– Мы уйдем. Придут другие, – с угрозой пообещал Раф. – Ты этот разговор всю жизнь помнить будешь. До последнего вздоха.

Тут затренькал телефон в его кармане.

– Да, слушаю…

– Папа, – послышался голос. – Папа…

Детский крик отдалился и захлебнулся. Послышался густой бас:

– Здорово, армянин. Как живешь? Как семья?

– Кто это? – Раф почувствовал, что внутри все холодеет.

– Друг. Я дал твоему Эдику конфетку. Ему понравилось… Теперь слушай, ара. Ты туда больше не ходи.

– Отпустите ребенка!

– Отпустить? Какие вопросы. Поиграем и отпустим… Ара, я твою породу знаю. Ты отправишь завтра семью в Армению или в Лондон. И пускай. Мы с детьми не воюем. Но сам умрешь. У тебя же магазины, мебельная фабрика. У тебя семья. Тебе что еще надо? Живи тихо.

Телефон замолк. И Раф со стуком положил его на стол.

– Что? – спросил по-армянски сопровождавший – бывший чемпион Армении по греко-римской борьбе в тяжелом весе, ныне хозяин кафе «Арарат».

– Пошли, – глухо произнес Раф.

Когда Раф приехал домой, сына там не было. В милицию звонить он не решился. Поднял на ноги всех армян, и они метались по городу.

Сын Рафа нашелся через три часа на бензоколонке в тридцати километрах от города.

– Как ты? – поглаживая ребенка по голове, спрашивал Раф, чувствуя, как из глаз катятся слезы.

Ребенок выглядел довольно бодрым.

– Они меня отпустили. Папа, они тебя испугались, – говорил он, пережитого страха в нем не осталось, он был горд за отца, которого боятся даже бандиты.

Вечером Раф собрал своих земляков. И обратился к хозяину кафе «Арарат», отвечавшему за безопасность общины и поддерживавшему связи с преступным миром:

– Узнай, кто это. Если Гринберг, то кто стоит за ним?

– Руднянские его прикрывали, – сказал хозяин «Арарата». – Это они участвовали в бойне, когда Боксера кончили.

– Я хочу, чтобы они умерли… Я хочу, чтобы умер Гринберг. Сегодня же жену и детей – в Ереван. А там поглядим.

– Война? – спросил хозяин «Арарата».

– Война!