Большая стрелка

Между тем на «ликерке» кипели страсти вокруг дележа акций и управления предприятием. Подал было голос профсоюз, но Гринберг в своей привычной манере быстро разрешил проблему – кого-то подмазал, на кого-то надавил, кого-то облапошил. И практически получил под контроль ТОО «Эльбрус». Естественно, интересы Художника забыты не были.

Вместе с Гринбергом руднянские начали открывать торговые точки в других областях – создавали сеть фирменных магазинов «Эльбрус». Естественно, в тех городах своя братва не дремала. И разборы не заставили себя ждать.

В Тверской области местные наехали на коммерсантов, открывавших магазин «Эльбрус» и забили стрелку «крыше».

Стрелка состоялась тихим прозрачным вечерочком за дырявой оградой захиревшего тракторного парка, на фоне ржавых комбайнов и сенокосилок. Художник приехал один на скромной «Волге». Это стал его фирменный понт: появляться на старенькой машине, скромно одетым, не выпячивать челюсть, говорить спокойно, а когда слов не хватает – действовать сразу – без мата, ругани, пальцевания. По заранее продуманному до мелочей плану, предельно жестко.

Противники – полтора десятков «быков», прибыли на джипе с тонированными стеклами, двух «девятках» и новеньком черном «бумере».

Художник вылез из машины, поежился. Местные несколько удивленно посмотрели на него – они привыкли, что на стрелке должно быть много народу. Чтобы сверлили друг друга ненавидящими взорами, угрожали, мерились связями и в итоге пришли к консенсусу или вцепились бы друг в друга.

Навстречу Художнику вышел лысоватый пузан, обильно разрисованный татуировками. Его пальцы были унизаны золотыми, с бриллиантами, перстнями – мода на этот прикид в Твери еще не прошла. Это был местный авторитет Тулуп.

– Здорово, братки. – Художник небрежно в приветствии махнул рукой, лениво зевнул и уставился на бугая.

– Здорово, коль не шутишь, – кивнул Тулуп. – Чего один по деревне ходишь? Не страшно?

Художник только пожал плечами.

Тулуп ждал продолжения честного базара. Художник стоял, скучающе рассматривая его, и молчал.

– Глухонемой? – не выдержал бугай.

– Ты позвал, ты и говори. У меня к вам претензий нет.

– Зато у нас есть. Стекляшку поставили на нашей земле. Налоги не платите. Не по правилам.

– Вот что, Тулуп. Мы не фраера. Мы – порядочные люди. А люди людям работать не мешают.

– Не знаю, как у вас там, в Ахтумске. А у нас – поставил стекляшку – плати, хоть ты кто.

– У меня одно предложение – вы отваливаете, и мы больше друг друга не видим.

– Ну ты и борзый. А как тебя сейчас в багажник? Да на базар настоящий, без дураков, а?

– Ты же взрослый человек, Тулуп. Двое детей, жена красавица.

– Ты чего, шкура? – подался вперед главарь.

– Сейчас школьный день заканчивается. Жена забирает из школы твоих сопляков… Ну а дальше, как вести себя будешь…

– Я тебя на куски порву, – прошипел Тулуп.

– Начинай, – усмехнулся Художник.

Тулуп зажмурился…

Художник знал, что у каждого человека есть слабые места. И знал, что каждую акцию надо готовить очень тщательно, узнавая все об объекте. Предводителю местной братвы было за сорок лет, и его слабость была в том, что он души не чаял в своих детях-близняшках и жене. Это была его ахиллесова пята.

Практически у всех, с кем сталкивался Художник, семьи и были той самой ахиллесовой пятой. И у братвы считалось против правил вовлечение близких в разборки. Другое дело у лоха-коммерсанта взять в заложники ребенка – всегда пожалуйста. Но между своими так не принято. Поскольку сегодня ты украл ребенка, завтра похитили твоего. Художник же никогда не следовал никаким правилам. И в этом была его сила.

– Теперь слушай меня. Нам ваш городишко дерьмовый нужен как дворнику прошлогодний снег, – сказал Художник. – Нам вас тут теснить без интереса. Но и свое не отдадим. Хочешь войны? Мы воюем по беспределу. И детская слезинка нас не остановит.

– В машину его, – кивнул Тулуп своим бугаям.

Художник поднял руку. И один из бойцов тут же рухнул, схватившись за простреленную ногу.

Шайтан заблаговременно оборудовал огневую точку на дереве и замаскировался, как и положено снайперу. Английская винтовка с пламегасителем и прибором бесшумной стрельбы стоила целое состояние. И работала как швейцарские часы – тихо и точно.

«Быки» кинулись врассыпную, на ходу выдергивая стволы и озираясь. Они не знали, где затаилась смерть.

Тулуп стоял, набычившись. Он понимал, что является мишенью и не успеет спрятаться. Художник даже не двинулся.

– Я так думаю, вопрос мы порешали, – сказал Художник. – Магазин сгорит или хозяин ногу подвернет – вы теперь у нас страховое общество… Тулуп, не обостряй. Дороже встанет. Лады?

Тулупа раздирали противоречивые чувства. Хотелось вцепиться зубами и рвать на части этого хладнокровного гада. Или забиться в щель и не отсвечивать.

– Без обид, Тулуп, – немножко сдал назад Художник. – Худой мир лучше доброй войны. Забыли раздор?

– Забыли, – процедил Тулуп…