Большая стрелка

Политик сглотнул ставшую вязкой слюну и с ужасом вперился в бумаги:

– Это все ерунда. У вас нет доказательств. Мальчишка может говорить что угодно.

– А видеозапись? – Художник подошел к видеокамере, спрятанной в углу, и выщелкнул кассету.

– Забирайте. Меня там все равно нет. Там только мальчишка. Так что давайте по-доброму решать.

Армен извлек из портфеля еще одну кассету, вставил в видик. Видео снимали сверху, и тут Политик узнавался без труда.

– Но… – Маничев закашлялся. – А… Это шантаж! Такие вещи просто так не проходят. Зеленый…

– Думаешь, Зеленый подпишется за растлителя детей? Да он тебе первым башку отрежет, чтобы перед братвой оправдаться. – Художник взял Политика за щеку и ласково потрепал. – Жирненький. Хорошо тебе в камере будет. Жалко, недолго там проживешь.

– Кассету отдадите?

– Да бери. – Художник кинул ему кассету. – На память. У меня еще есть. Много.

– Где гарантии, что этот шантаж не будет продолжаться?

– Мы не шантажисты, – сказал Художник. – Мы пришли за своим. А дальше… Будем водкой вместе торговать. Только без фокусов мутных.

– Ох. – Тут Политик не выдержал и заплакал.

– Нежная душа, – кивнул Художник. – Готовь бабки, петух гамбургский.

– Через неделю будут, – всхлипнув, бросил Политик.

– Другой разговор. – Художник полез наверх, встал на стул и открутил спрятанную видеокамеру, которую установили ребята из «Тесея». – Ты хороший парень. Хоть и педрила.

* * *

– Вы с Владом два персонажа из рыцарских романов. В вас есть что-то неукротимое. Не от мира сего, – произнесла Вика.

– А от какого? – хмыкнул Гурьянов, устраиваясь поудобнее на диване.

– Вы живете в другом измерении. Каком-то неестественном. Мы погрязли в заботах и делах. Нас гнут, мы гнемся. Ищем где лучше… Вы же… Что вас толкает лезть напролом?

– У тебя лирическое настроение, Вика. – Он поцеловал ее.

– Ничего вы не измените. Представь, если бандиты вас достанут. И вас не будет. Что-то сдвинется в мире? Будут те же заботы о курсе доллара. Та же нищета, та же роскошь. Все то же самое.

– И никто не вспомнит о бедных рыцарях Айвенгах. Вот такая грустная сказка, – засмеялся Гурьянов.

– Никита, а ведь получается, что вы лишние. Вами можно любоваться. Вас можно ставить в пример. Но вы лишние.

– Если в пример можно ставить, значит, уже не лишние, – продолжал улыбаться Гурьянов. – Дурные примеры, знаешь ли, заразительны.

– Это уж точно. Я сама с вами становлюсь не от мира сего. Это такая зараза…

Два рыцаря? А что, очень может быть. Такое неистребимое племя и, как кажется, совершенно лишнее в мире ростовщиков и рантье. Люди с понятиями о благородстве, с неизменными, незыблемыми законами чести, дружбы.

Зазвенел телефон.

– Ну что, Никита, ты готов? – послышался в трубке голос Влада.

– Всегда готов.

– Мой человек сообщил, что Политик прилетел ночью и завалился спать. Завтра отправится на дачу. Ему туда привезли нового ребенка. И он на нем оторвется.

– Это мы еще посмотрим, – недобро сказал Гурьянов, – кто на ком оторвется.

– Сейчас он отоспался. И едет в политклуб на Никитской. А потом, порешав с ребятами-демократами судьбы России-матушки, домой. Встречаемся на Тверской у «Макдоналдса». Через час. Успеешь?

– А куда я денусь?

– Не опаздывай. Надо иметь запас времени на непредвиденные ситуации.

Гурьянов отложил телефонную трубку, горько усмехнулся, поглядев на Вику, и произнес:

– Говоришь, я рыцарь, да?

– Говорю.

– А порой мне хочется стать инквизитором. И жечь дьяволовы отродья на кострах.

* * *

– В бизнесе главное – порядочность, – сказал Политик, передавая Художнику в машине «дипломат» с пачками долларов – долг с процентами. – Виноват – плачу.

– Не дай бог, еще крутить станешь, – покачал головой Художник и, не пересчитывая деньги, небрежно кинул «дипломат» на заднее сиденье.

– Ну тогда до свиданья, – произнес Политик с видимым облегчением.

– Живи, не кашляй, – кивнул Художник.

Политик распахнул дверцу и пошел к своему черному, как рояль, «Линкольну Континенталь».

Художник напряженно смотрел в зеркало заднего вида, как клиент садится в машину. Сейчас самый опасный момент, когда можно ожидать всего. И наезда братвы. И ментовской подставы на трассе.

Врезав по газам, он резко сорвал с места свою машину, проскочил два красных светофора и лишь тогда убедился, что за ним никто не следит. Сделав крюк, подъехал к стоявшим за троллейбусной остановкой «Жигулям» и протянул в открытое окно Армену, сидящему на заднем сиденье, «дипломат» с деньгами.

Напряжение не оставляло Художника до самого момента возвращения из столицы в Ахтумск и передачи денег Льву Гринбергу. От Политика можно было ждать любой пакости. Ведь за то, что в дороге с деньгами случилось, должник ответственности не несет. Но все завершилось благополучно.

– Все-таки с вами приятно иметь дело, – потер руки Гринберг, с умилением рассматривая тугие пачки долларов.

Дальше эти деньги пойдут проторенным путем – легализация, перекидывание со счета на счет. А потом вольются в бурный денежный поток, где только наберут вес.

– Бакс к баксу, – хмыкнул Художник, глядя, как вибрируют руки Гринберга над пачками денег.