Когда кончилось собрание, Семовы пригласили Златку на вечерю.[17] Ганка провела гостью по комнаткам своего нового двухэтажного дома, похвалилась мебелью, коврами, библиотекой. После ужина женщины прошли в горницу отвести душу беседой. Они говорили о своей радостной жизни и работе, о серебряной паутине бабьего лета, рано осевшей на их смоляные волосы, о счастье быть верной подругой мужа, матерью. И словно тонкое кружево, причудливыми узорами вязался их разговор.
— Значит, вы были вместе со Златкой в Сламено? — спросил Иван Тенев. — Ганка Семова — моя старая знакомая. Я из соседнего села. Оно называется теперь Тенево — в память погибшего моего брата, партизана… Интересная и большая судьба у этой женщины. Ганка из тех многих тысяч женщин новой Болгарии, которые за десять лет шагнули из рабства в социализм!..
Васил Ганев вступает в кооператив
Васил Ганев, крестьянин села Чубра, сорока двух лет от роду. Стоит он на земле, словно могучий дуб, глубоко пустивший свои крепкие корни; кажется, никакая буря не сломит и не склонит его долу. Открытые глаза цвета спелого желудя глядят спокойно и прямо, а густой, грудной голос звучит мирно и тихо.
— Край наш богат солнцем и водой, почвы плодородные, народ трудолюбивый. Нашей земле недоставало одного сокровища — заботливой руки свободного хозяина. А теперь землица стала такой, как ей должно быть!..
Познакомил меня с Ганевым председатель местного кооперативного хозяйства Штилян Петров, который раньше, чем многие его земляки, увидел радостный путь болгарского крестьянина. Я приехал в село, когда уже наступили сумерки.
— Вам бы отдохнуть, — предложил он. — Но если хотите отдохнуть «производительно», то есть кое-что увидеть и узнать за это время, то я вас заведу в семью среднего болгарского крестьянина, середняка до мозга костей… Птицу нужно увидеть в своем гнезде, а человека в своем доме, чтобы почувствовать, что он чувствует! Айда в дом Ганева!
Село Чубра расположилось в привольной Сунгурларской долине. История его восходит к первому тысячелетию нашей эры. Коренные жители долины — болгары возделывали виноградники, давили из виноградных гроздей искрометный хмельной сок и сеяли жито. Во времена турецкого нашествия они бежали от насилия, грабежа и смерти в горы и основали на неприступных вершинах Стара-Планины махалу[18] Скала. Пять долгих веков в долине хозяйничали чужеземные поработители, а болгарские крестьяне бедовали на голом камне, где не посеешь и не пожнешь, водили мелкий скот, по месяцам не ели хлеба, забывая его вкус. Но они предпочитали голод неволе. «Свобода слаще хлеба», «Лучше смерть, чем рабство» — эти слова были знаменем народа-страдальца, народа-гайдука.
Когда русские полки Скобелева перевалили в 1878 году через Стара-Планину, отец Василя, Ганю, опустился в долину. И снова на земле предков пшеничные нивы заколосились для болгар, для них наливались янтарным соком виноградные грозди. Кроме Василя, было у старого Ганю шестеро наследников. При разделе отец дал сыновьям по пяти декаров виноградников и благой совет:
— Земля — кормилица. Крестьянин без нее — птица без крыльев, рыба, выброшенная на берег. Держитесь за землю руками и ногами, трудитесь, не щадя живота, — и даст бог, может, разбогатеете!..
Вся жизнь Василя Ганева с малолетства была наполнена непрерывным тяжелым трудом — от великдня до великдня, от петухов до соловьев весною, от зари до зари летом, осенью и зимою.
— Ни одна ломовая лошадь не перевезла на своем веку столько груза, сколько наш брат, крестьянин… Однако правильно говорилось: «Трудом праведным не наживешь палат каменных». Сколько нахлебников-паразитов на шее нашей сидело: казна, богач-чорбаджия, полицай, поп! Одному — налог, другому — проценты за долг, третьему — чтоб реже по морде бил, четвертому — чтоб на том свете в геенне огненной не пытали. И всяк норовил содрать куш побольше. Но мы, болгары, народ живучий. Одну фасоль семья ела, до 35 лет обувок купленных не носили, по стотинке[19] от хлеба урывали и каждую осень по кусочку землицы прикупали!..
Вольготно вздохнул крестьянин, только когда в Болгарии победила народная власть.
Хозяйство Василя Ганева пошло в гору. На деньги, вырученные за несколько лет от продажи винограда и домашней скотины, он выстроил отличный кирпичный дом — пять комнат, хлев с птичником. Глядь, подросли сыновья — Ганчо и Георгий. Отец послал их учиться в городскую среднюю школу!
…Мы сидим с хозяином в уютной гостиной, увешанной и устланной коврами ручной работы — искусными жениными произведениями. Хозяйка с настойчивой приветливостью потчует нас кебапом[20] и искристым сунгурларским вином. Васил неторопливо ведет рассказ о своем житье-бытье, время от времени останавливая гордый отцовский взгляд на Ганчо. Сыну пошел двадцатый год. Летом он получил аттестат зрелости.
— Оперился соколик, вот-вот вылетит из родительского гнездышка!