Большая вода

«Конспирация, друг мой, конспирация. Давайте я вас познакомлю с моим товарищем, Михаилом Петровичем. С ним можете быть откровенны, как со мной».

«Откровенны?! А что мне с вами откровенничать? Я не в церковь к попу, кажется, явился. Да, и чёрт бы их всех побрал! Что касается дела, то давайте обсудим, нужно взвесить всё и еще раз обсудить детали».

«Степан Матвеевич, – прозвенел молодой голос, – дело довольно серьезное, поэтому мы здесь и собрались сегодня. Для начала нужно выяснить, на что вы готовы, то есть как далеко вы можете зайти?»

«Хм… Понятно, к чему вы клоните, молодой человек, – усмехнулся приказчик, – вы, наверное, хотите меня спросить, согласен ли я с убийством моих благодетелей?! Ведь ограбить и предать, видимо, по-вашему я уже согласен?!..»

Злобный смех Степана Матвеевича немного удивил присутствующих, они переглянулись. Кончив смеяться, он продолжил:

«Господа, вы знаете, наверное, что я сейчас вам скажу… Хотя…» – тут его прервал кашель. «Хотя, может для вас это и ново – семье Карасёвых я многим обязан, но в то же время, чем я хуже их, господа..? Вы никогда не задумывались над тем, почему есть люди управляемые, а почему есть те, кто управляет, почему у одних власть и деньги, а почему кто-то должен горбатиться всю жизнь на дядю, у которого есть власть и деньги?! Но мне, полагаю, надо ответить на ваш вопрос о том, готов ли предать, ограбить и, если нужно, убить?! А что вы сами на это думаете?» – хитро улыбнулся тот.

«Каторги я не боюсь, для меня жизнь уже очень давно каторга, я не получаю от неё удовольствия, хотя ведь, наверное, должен. Должен? Аа? Убить человека – это грех?! Ну, для кого-то – да! Да – для тех, кто в жизнь, наверное, верит бесконечную, ну, фантазёры там разные, богобоязненные, но пусть они кого-нибудь другого этой кашей пресной кормят, а не меня. Может, совесть? Так это для тех, кто хозяином жизни быть не хочет, ни своей, ни чужой! А вы как думали?! Все вот эти сказки про угрызение совести, кровавых мальчиков и прочее – это для слишком мягкотелых людей или для тех даже, кто порисоваться любит «святостью» своей перед другими. Вот, дескать, посмотрите, какой я святой, всех вас выше. Все эти святоши набожные для меня всё равно, что щёголи пьяные в кабаке, которые выделываются перед женским полом, самоутверждения и восхищения ждут, за речь красивую, за вид приглядный, за карман, который деньга большая отпирает. Также и святоши восхищения от людей ждут за чистоту свою, за непорочность свою, за веру свою, и движет ими именно это, господа, а ничто другое… Ну, что-то я затянул, однако, с ответом. Вы спрашиваете, готов убить? Готов, отвечу вам, и не сомневайтесь».

«Что же, тогда продолжим, – вступил Константин, – теперь поговорим о конкретном, какой суммой они могут обладать, какие у вас есть сведения на этот счёт?»

«Точно я не знаю, но слышал, что у них может быть десять-пятнадцать тысяч. Не меньше!»

«Сумма приличная!» – вновь зазвенел неизвестный Бальтазару юный голос. «Куш хороший».

«А вы что думали..?» – с ехидцей произнес приказчик.

«Да, хороший, конечно, – одобрительно подытожил Константин, – на какое число, по вашим сведениям, назначена эта сделка?»

«На двадцатые числа апреля, совсем скоро, точную дату смогу сообщить накануне. Повторюсь для тех, кто не слышал, Карасёв по железной дороге отправляет большую партию скота в Москву, гурт голов в 200-300, может, больше, черт его знает. В Москве у него сделка должна состояться»

«Двадцатые числа апреля… значит, перед самой пасхой… хорошо».

«Что известно о деньгах, где они хранятся?» – продолжал Константин.

«В барском доме хранятся, где именно, неизвестно».

«Плохо, что неизвестно. Если заранее не установим, где деньги, на их поиски можно потратить много времени. Это, однако, риск…»

«А я не провидец и в спальне карасёвской не живу, чтобы точно знать, где деньги хранятся».

«В доме есть свои люди?» – резко отрезал молодой голос.

«Что значит свои? Вы тут что-то в шпионов заигрались, господа…» – с ехидцей, но как будто зевая и млея, произнёс приказчик.

«В том смысле, что нам нужен человек, который укажет, где именно лежат деньги, и будет в доле», – решительно высказал Константин.

Внимательно слушая и практически не шевелясь, Бальтазар впервые подумал о том, что ему вскоре понадобится отсюда незаметно выйти и что ему необходим план отступления. Мысль, вспыхнув в голове молнией, резко потухла, когда Степан Матвеевич продолжил.

«Есть на примете один человек… он работает в доме Карасевых, но ему надо предложить столько денег, чтобы крыша набекрень ушла, столько, чтобы замечтался он другую жизнь на них начать… самому барствовать после…»

«Предложите ему 1000 рублей, деньги немалые за одно только слово»

«Так, а со мной о деньгах вы поговорить не хотите? Сам должен понимать ради чего предавать буду. Ну, так что? Господа…» – странно повеселевшим голосом произнёс Степан Матвеевич.

«Наше предложение таково, убираем из суммы 1000 рублей, остальное делим из расчёта 70 на 30: 30 процентов вам, 70 процентов нам».