Большая вода

«Ну, нет, так дело не пойдёт», – с обидой произнёс Степан Матвеевич и даже покашлял вновь в кулак. «Вы что, – своим сиплым голосом сказал тот, – меня надуть хотите? Да шиш вам, с маслом! Я не согласен, слышите? Не согласен! – взбунтовался он.

«Так сколько же вы хотите?» – хладнокровно произнес Константин.

«Половина на половину! И, баста!» – хлёстко выпалил приказчик.

«Хм, со всем уважением к вам отношусь, но это неприемлемо для нас, могу предложить вам 40%, но не более».

«Мда… Вижу, господа, вы не нуждаетесь во мне. Ну, что же, очень жаль, конечно, я был так рад нашему неожиданному союзу. Но теперь, чувствую я, нам пора разойтись…»

Интонация его голоса говорила об обиде, только что нанесённой ему этим предложением. Стул под ним немного заскрипел, как бывает, когда с него резко встают».

Бальтазар вздрогнул, но по велению какого-то чувства остался на месте.

«Вы так спешите нас покинуть», – всё с тем же спокойствием продолжил Константин. «А ведь наше предприятие может сулить выгоду и нам и вам, и кто знает, может быть речь идёт о большем куше, до конца ведь неизвестно, на какие деньги мы можем рассчитывать?! Мы твердо уверены только в том минимуме, который у них должен быть во время заключения сделки. Так вот, может быть у них тысчёнка-другая и сверх лежит, не все же деньги в обороте».

«Да, но только дела это не меняет, деньги пополам, или я не с вами, господа!»

После резкого возражения Степана Матвеевича и паузы, последующей за ней, стало понятно, что Константин и его молодой напарник не ожидали, что всё может повернуться именно так, и явно не рассчитывали, по незнанию характера приказчика, на такие его аппетиты и что, в целом, придётся делить куш поровну.

«Хорошо, Степан Матвеевич, по рукам – 50 на 50 и ни процентом менее. Но бОльшая доля – бОльшая ответственность, поэтому вы должны сделать всё, чтобы найти человека в доме, который покажет вам, где деньги, без этого боюсь…»

«Не надо ничего бояться, молодые люди, – с живостью оборвал Степан Матвеевич, – человек такой будет, обязательно будет, здесь сомнений нет, а пока вынужден с вами попрощаться, господа, думаю, следующая наша встреча должна определить день, в который мы осуществим наш замысел, очень немаловажно выбрать такой день…»

На этих словах стул под Степаном Матвеевичем вновь заскрипел, и это послужило знаком для Бальтазара: он на цыпочках, как можно тише и как только позволяла его немалая фигура, вышел из сеней, ловко, в два прыжка, преодолел лестницу и с приличной скоростью бега направился в сторону дома купцов Карасёвых.

Глава 9. Голубятня

В городе по прошествии многих лет уже практически никто не помнил, когда и каким образом на улицах появилась странная седовласая женщина, говорившая небылицы, бредившая и без всякого такта нападавшая на прохожих, высказывая им всё, что ей заблагорассудиться. И некоторым могло показаться, что она настолько неотделима от этого места, что была здесь всегда.

Она была моложавой старушкой, на вид не более шестидесяти лет, её седые волосы были убраны в пучок, светло-голубые глаза смотрели пристально и с вызовом. Практически круглый год её можно было встретить в одной и той же одежде, длинная чёрная юбка в пол, такого же цвета вязаная шерстяная кофта и старые, с треснувшей кожей, издававшие скрип, по виду своему бывшие много раз в ремонте, башмаки. Вообще, если бы не её эпатажное поведение, можно было бы сделать вывод, что она носит по кому-то траур.

По имени её никто давно не называл, да и немногие знали её и интересовались ей, все говорили «помешанная», «юродивая» или «рехнутая», некоторые говорили даже «бесноватая», а мальчишки, бегавшие порой за ней, называли её «голубятня».

Так вот, никто точно не знал историю её жизни, как и на чём она помешалась, были только одни догадки и россказни. Говорили, что когда-то это была довольно зажиточная мещанка, попавшая в город случайно и оставшаяся здесь навсегда, что за один месяц она потеряла мужа и детей и, оставшись одна на белом свете, сошла с ума. Говорили, что она святая, кто-то утверждал, что в ней бесы, но большинство считало её юродивой, то есть блаженной во имя Господа Бога.

Была она крайне неусидчива, иногда могла провести весь день в ходьбе и даже не присесть. Порой ходила кругами, при том маленькими, могла часами ходить вокруг одного дома или небольшого куска улицы, шла, словно проходя лабиринты, неожиданно в сторону, так что цельного круга никогда почти и не получалось. Шла осторожно, смотрела себе под ноги, часто сопровождая это тихой бубнёжкой под нос, но было и так: шла тихо, даже размеренно и вдруг ни с того ни с сего взрывалась, начинала громко и с выражением петь, махать руками, топтаться на месте, прыгать, кричать…

Часто, а быть может и практически всегда, её можно было наблюдать в компании целой стаи голубей, до сих пор неизвестно, что именно послужило такой любви птиц к этой женщине, но любовь была совершенной и, по всей видимости, разделённой.