Больше, чем это

— Не так уж и трудно, — пожимает плечами Томаш. — Мы же догадывались, что он припаркован где-то рядом с тюрьмой. Оставалось только отыскать.

— И завести, — подхватывает Сет. — И доехать…

— Ну, да, хорошо, там странновато получилось. Дверь все еще болтается, я сел, оно и завелось само. Я ничего не делал, он сам завелся. Потом начали зажигаться экраны с непонятными вопросами — слова-то понятные, а смысл нет. Цифры какие-то, картинки с камер — огромные залы со всеми этими гробами…

— Да, — кивает Сет. — Я тоже видел.

— А потом такая мигающая рамка «Отправиться к помехе?». В виде вопроса. До меня доходит, что помеха — это наверняка ты, и я говорю «да», то есть жму на эту рамку, и машина едет! Я чуть не вывалился, когда она разогналась. — Томаш изображает всем телом, как его мотало по кабине. — И мы пролетели через все выжженные кварталы, нырнули в подземный гараж, а потом все вниз, и вниз, и вниз — я даже опомниться не успел. — Он разводит руками — мол, остальное вы и сами знаете. — И вот мы уже в зале. А тут Водитель, прямо посреди прохода, и я хватаюсь за руль, чтобы фургон не свернул, и наваливаюсь изо всех сил на педаль газа, и — буме! — мы в него врезаемся. — Томаш хлопает в ладоши, изображая удар. — А потом впечатываемся в стену. — Он трет макушку. — Тряхнуло хорошо.

— Ты молодец! — хвалит Реджина. — Отлично справился.

— Да, — соглашается Сет. — Даже лучше, чем отлично.

«На удивление отлично, — договаривает он про себя. — Подозрительно отлично».

Но, с другой стороны, «маловероятно» еще не значит «невозможно»…

— Никто, конечно, не видел мою футболку? — интересуется Реджина.

— Вот. — Томаш подхватывает ворох одежды, валяющейся у гроба. — Только она вся порванная. К сожалению.

— Она мне все равно особо не нравилась. — Реджина натягивает на себя лохмотья.

— Ты как, нормально? — спрашивает Томаш.

Реджина отвечает не сразу, и в образовавшейся паузе Сету кажется, что она не захочет рассказывать вовсе.

— Сет видел, — наконец произносит она. — Видел, как я умерла.

Томаш поворачивается к нему, расширив глаза:

— И как я — тоже!

— Угу, повезло мне… — бормочет Сет.

— Я тебя чувствовала, — говорит Реджина.

— Правда? — Такого Сет не ожидал.

— Да! — подтверждает Томаш. — Я тебя тоже чувствовал тогда. Когда переживал заново.

— И почему-то мне этого хватило. — Реджина устало трет глаза ладонями. — Не знаю, как объяснить. Это был кошмар. Снова встретиться с этим уродом. Прокручивать все раз за разом… — Она смотрит на Сета. — Но потом я почувствовала, что ты тоже там. И я поняла… Кажется, просто поняла, что кто-то обо мне вспомнил.

Томаш кивает:

— Это самое замечательное.

— Не сказать, чтобы сразу все стало зашибись. Кошмар остался кошмаром. Но появилось чувство, что у меня хотя бы свидетель есть, который пытался вмешаться. Как-то меня защитить…

Она хмурится. Глаза ее снова наполняются слезами, зреет инстинктивная злость.

— Я понимаю, — говорит Сет.

Реджина смотрит на него почти обвиняющее:

— Неужели?

Сет кивает:

— Кажется, наконец да.

Они идут мимо гробов к центральному проходу, Сет впереди, Томаш в середине, Реджина замыкает, стискивая на груди лохмотья футболки.

Со стороны фургона никакого движения.

— Нога.

Томаш показывает на оторванную конечность. Ее отрезало у бедра, оттуда сочится на пол вязкая темная жидкость. Явно не кровь.

— Смазка, — определяет Реджина. — Механика. Гораздо более продвинутая, чем в виртуальном мире.

— Угу, — задумчиво соглашается Сет.

— Терпеть не могу этот твой тон, — заявляет Реджина. — Подозрительный такой весь из себя.

Они медленно приближаются к фургону. Над капотом, где распластался Водитель, клубится дым и сыплются искры. Одна рука, похоже, вывихнута, а голова повернута под таким углом, что шея должна, просто обязана быть сломанной.

— Ух ты!

Сет с Реджиной оглядываются на Томаша, который вытаскивает закатившуюся за соседний гроб дубинку.

— Осторожнее! — рявкает Реджина.

Томаш закатывает глаза:

— Сколько раз мне еще всех спасти, чтобы вы перестали обращаться со мной как с грудным? Сколько раз еще?.. Ай!

Он роняет дубинку, стрельнувшую электрическим разрядом прямо ему в лицо. Ударившись об пол, она с щелчком складывается обратно, уменьшаясь до прежних размеров.

— Живой? — спрашивает Реджина, стараясь не засмеяться.

— Дурацкая штука, — ворчит Томаш, держась за щеку.

Сложившаяся дубинка вроде бы лежит смирно, и Томаш подхватывает ее с пола. Сет с Реджиной не возражают — если кто и заслужил взять ее себе, то именно Томаш.

Фургон горит, от дыма уже начинает першить в горле. Тягучая жидкость заливает капот и капает с боков. Водитель явно мертв, но Сет ловит себя (и Реджину с Томашем) на том, что слегка притормаживает, будто черная фигура может в любую секунду ожить и наброситься на них.

«По закону жанра так и положено, — думает Сет. — Злодей, которого никак не прикончишь. Который лезет к тебе снова и снова. Как раз так и должно быть по логике разыгравшегося воображения, если это именно оно тут распоряжается».

Разве что…

Разве что, разве что, разве что…

— Мне нужно посмотреть, — говорит он вслух.

— Что посмотреть?