Больше, чем игра (СИ)

Они снова поменялись местами – Коллинз подмял Дженсена под себя. На пол полетели рубашка Каса и остатки белья. Теперь они были абсолютно обнажены. И это посередине рабочего дня, в съемочном павильоне, куда в любой момент могли вернуться люди! Но осознание этого лишь подстегивало их страсть. Тело Миши давно стало казаться Дженсену лишь сладким сном, и вновь видеть, ощущать его собственной плотью было таким кайфом для несчастного влюбленного, что он мог кончить только от мысли о том, что все происходящее – реальность, а не жестокий сон. И Коллинз был таким, как в мечтах Дженсена – сильный, но нежный, страстный, но ласковый. Единственный мужчина, которому Эклз готов был отдаться. Единственный человек, которого он действительно хотел. И даже боль, когда Миша ввел в него первые два пальца, смоченных слюной, приносила ему наслаждение. Боль как еще одно доказательство реальности происходящего. И Дженсен стонал, тихо, даже с сорванной от возбуждения крышей, помня, что неподалеку находятся люди, которые могут их услышать. Но и не стонать он не мог, потому что удовольствия было слишком много, и оно сводило мышцы сладкой истомой, заставляя буквально умолять о большем. Время неумолимо утекало, и Коллинз, растянув его на три пальца, брутально плюнул себе на ладонь, а затем растер самопальную смазку по собственному члену. Дженсен задрожал от возбуждения и легкого страха. Ему вспомнилось, как болела пятая точка после их первого раза. Но желание ощутить внутри себя Мишу, почувствовать единение, то, что эти зубоскалы-сценаристы прозвали (весьма двусмысленно) «глубокой связью». Да, давай поглубже!

Миша приставил обжигающую головку члена ко входу.

- Ты готов?

В тусклом освещении сильное тело Коллинза матово блестело от пота. Дженсен сглотнул и кивнул, глядя огромными блестящими глазами на него.

- Тогда погнали, - Миша улыбнулся ему и подмигнул. А затем вошел.

Дженсен с трудом подавил вскрик – больно все-таки было. Дрожа, он прижался к Мише, стараясь свыкнутся с новыми ощущениями. Коллинз не шевелился, но его член пульсировал, порождая волны боли.

- Дженс?

- Сейчас…

- Дженс…

- Да-да, сейчас…

- Дженс, я люблю тебя.

Эклз посмотрел на него слезящимися от боли, но светящимися от счастья глазами. Заветные слова…

- Прости, - Миша опустил голову, а его член дернулся внутри, обжигая Дженсена, - Прости, что моя любовь причиняет тебе столько страданий.

- Если и стоит страдать, то только ради этого, - улыбнулся ему Дженсен, переформулировав слова своего персонажа.

И Миша медленно начал двигаться. Дыхание опаляло кожу, поцелуи обжигали, а бедра просто горели. Все сомнения, терзавшие Дженсена при их первом сексе, выветрились из головы, осталось только возбуждение и пьянящее счастье, заглушающее даже боль.

А когда Коллинз осмелел и начал двигаться резче, пришли и новые, подзабытые ощущения. Внутри вновь была найдена точка наслаждения, от прикосновения к которой тело Дженсена тут же начали прошивать предоргазменные волны. Стоны контролировать становилось все сложнее, как и надвигающуюся разрядку. Путаясь пальцами в волосах, Дженсен прижимал к себе голову Миши, выгибаясь под ним и дрожа, а Коллинз неистово целовал его лицо, шею, ключицу, прикусывая в чувствительных местах. Руками он держал Дженсена под бедрами, направляя и проникая как можно глубже. Долгие месяцы без секса брали свое, и Миша почувствовал, что готов спустить уже, спустя каких-то пару минут. Терпеть не было сил: слишком жарко, слишком тесно, слишком желанно…

Дженсен тоже не был заинтересован растягивать удовольствие. Подмахивая бедрами, он стремился насаживаться на член так, чтобы тот долбил аккуратно в простату, точку, сводящую его с ума и обещавшую неземной оргазм. Да, такого он определенно не испытает ни с Дэннил, ни с любой другой женщиной. Как показал опыт с Алехандро, с мужчиной тоже вряд ли получится достигнуть подобных результатов. Наверное, дело было не только в физиологии, но и в чувстве глубокой привязанности, любви и нежности, что они с Мишей могли дарить друг другу. Поэтому Дженсен был уверен, что и Миша ни с кем не испытывал подобного удовольствия, как с ним. И он был прав.

Двигаясь в Дженсене, с каждым толчком, с каждым срывающимся хриплым стоном, с каждым судорожным вдохом приближаясь к оргазму, Коллинз не переставал наслаждаться и самим моментом единения, моментом их обоюдного счастья и желания, не отравленным сомнениями или сожалением. Жизнь показала, что такие чистые моменты очень редки, и их надо ценить. Миша понял, что если он и будет с кем счастлив, то только с Дженсеном. Потому что только в его теплых зеленых глазах хотелось тонуть вечность, только его дыхание способно было утолить ищущую жажду, лишь его голос звал так по-особому, так интимно…

- Дмитрий…