Больше, чем игра (СИ)

- Дэнни, Дэн, прости, прости за… за Мишу. Я не знал, что будет так, - словно в забытье бормотал он, сжимая холодные пальцы Дэннил, - Это было просто наваждение, я знаю, я должен быть с тобой, я буду с тобой, обещаю! Я больше никогда не изменю тебе, слышишь, я буду правильным, хорошим мужем! Я буду любить тебя, обещаю, я все сделаю, только не умирай, пожалуйста…

Страх сковывал разум, но хуже всего было то, что в глубине души Дженсен боялся не того, что Дэннил умрет, а того, что после этого он всю жизнь будет винить в этом себя и свою порочную связь с Коллинзом. Даже в такой ситуации он не мог не думать о своей любви, о своей истинной любви. И за это Дженсен лишь сильнее ненавидел себя и неистовее молил о прощении.

Он рассказал ей все. Все с самого начала. Он искренне каялся в своей измене, но не искренне – в любви к другому. Он каялся перед ней, перед судьбой, перед Богом, но в глубине души не хотел прощения. Потому что там, на каменном дне своего сердца, он знал, что теперь будет несчастлив в любом случае: если она умрет – из-за чувства вины, а если останется в живых – из-за того, что уже никогда не забудет печальную синь чужих глаз и настойчивое тепло запретных губ.

Полночи он промаялся у постели Дэннил, остававшейся равнодушной к его исповеди. Под утро пришел Гольцман и, проявив ласковую настойчивость, проводил его в комнату отдыха, где Дженсен смог выпить чашку кофе и поговорить с врачом о лечении.

Для себя он уже решил, что останется рядом с женой, пока та не пойдет на поправку. Он был уверен, что каст пойдет ему на встречу – Миша, наверняка, уже всем рассказал, и съемки на время остановили. Что ж, внеочередной хиатус, но причины на самом деле более чем серьезные. Все будет нормально.

Эклз оказался прав. Уже на следующий день ему позвонили почти все, кого он оставил на площадке. Джаред вообще звонил почти каждый час, интересуясь состоянием Дэннил и, что, по его мнению, было не менее важным, состоянием самого Дженсена. Карвер сообщил, что съемки заморозили. Фанатам пока не сообщали, все ждут решения Дженсена, говорить зрителям или нет. Сингер все порывался приехать и поддержать, но актер вежливо отказался. И только Миша не позвонил ни разу. Это больно задевало Дженсена, но он лишь сильнее сжимал зубы и повторял про себя: «…и не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого…»

Но на этот раз Господь оказался глух к его молитвам. Потому что через четыре дня в клинику приехал Коллинз.

Дэннил к тому времени уже стала приходить в себя. Она просыпалась на пару часов в день, но убойные дозы медикаментов не позволяли ей долго находиться в сознании. Но в эти недолгие часы Дженсен держал ее за руку и ласково звал по имени. Но Дэннил почти ничего не говорила, и все старалась отвести взгляд от мужа. В глазах, замутненных препаратами, стояла боль и обида. Неужели… неужели она все слышала? И запомнила? Дженсен боялся и надеялся на это одновременно. Но спросить прямо боялся. Сама же Дэннил хранила молчание.

А потом, рано утром, прямо в дверях палаты жены Дженсен столкнулся с Мишей. Сначала он не поверил своим глазам, но сердце болезненно сжалось, а перед глазами поплыло.

- Ми… Миша? – он смотрел на коллегу как на призрака.

Коллинз опустил взгляд, словно застигнутый врасплох. В руках у него был букет цветов.

- А это… - начал было Эклз, не отрывая глаз от цветов.

- Это для твоей жены, - быстро пояснил Миша, - Я прилетел, как только смог.

Он обошел Дженсена и положил цветы на прикроватную тумбочку. Их яркость и свежесть были будто в насмешку рядом с болезненной бледностью Дэннил.

- Не стоило, - Дженсен все еще не верил глазам.

- Я не мог…

- Нет, серьезно! – вдруг сорвался Дженсен, - Мне и так тяжело из-за… ну, из-за всего!

- Я понимаю, Дженс, - Миша повернулся к нему, и глаза его были полны боли, - Мне тоже очень жаль, что такое приключилось с Дэннил.

- Она разбилась на машине как раз тогда, когда я… когда мы… - Дженсен в бессилие взмахнул руками и отвернулся.

- Теперь ты будешь с женой, - не ясно было, Коллинз спрашивает или утверждает.

Дженсен молчал. Он стоял к Мише спиной, ощущая смятение и горечь поражения. Все было зря. Все молитвы о прощении. Потому сейчас он ненавидел Мишу. Ненавидел себя. Ненавидел за то, что по-настоящему легко ему стало, не когда врач сказал, что жизни Дэннил и ребенка ничего не угрожает. Не когда она пришла в сознание. А когда этот чертов «ангел» так внезапно возник на пороге палаты…

- Ты не должен был прилетать, - прошептал Дженсен, боясь повернуться.

- Я прилетел попрощаться.

Сердце будто ухнуло куда-то в пропасть. Дженсен резко обернулся.

- Что значит – «попрощаться»?

Взгляд Миши был полон боли. Дженсену вдруг стало страшно.

- Я решил, Дженс. Ты должен быть с семьей. Особенно теперь. Это…Это сильнее нас. Значит, мы должны полностью прекратить любое общение. Я подписал заявление.

- Нет…

- Я ухожу из сериала. И из твоей жизни. Сегодня наша последняя встреча.

Дженсен стоял, как громом пораженный.

- Сейчас же середина сезона… - мозг отчаянно вцепился в эту спасительную мысль.