Опустив голову на колени, она зарыдала. Изнутри накатывали тихие, но отчаянные рыдания. Она никак не могла остановиться — Спенсер не выносил женских слез, но ей было слишком тяжело. Наконец она выплакалась, вытерла лицо и устремила взгляд на волны.
Хорошо будет вернуться домой, помыться под горячим душем, привести себя в порядок, надеть нормальную одежду… но, боже, как она сможет жить без Спенсера! Она всегда считала, что любовь приносит с собой горе, но недооценивала его тяжесть. Она не сможет его забыть. Он будет присутствовать везде и во всем, все будет напоминать ей о нем, особенно его ребенок. Расстаться с ним равносильно тому, чтобы оторвать кусочек собственного сердца. Она уже чувствовала эту острую боль.
К горлу снова подкатили рыдания, и она проглотила комок и выпрямилась. Что толку рыдать, сказала она себе. Жизнь продолжается. Она переживет это горе. Ведь у нее будет ребенок.
Да и кому нужен страстный любитель приключений. И пусть с ним интересно, но, когда он нужен, его никогда нет рядом. Он скитается по всему свету, гоняясь за своими мечтами. К тому же он хитрый и коварный лжец.
Она медленно съела один крекер, затем другой. Раскрошив остатки в руке, она бросила их в воду, где ныряли крачки. Поднявшись, она подошла к воде и смыла следы слез. Затем, зная, что ей предстоит пережить самые тяжелые часы своей жизни, она пошла к самолету.
Он почти закончил сборы. Снял с колышков брезентовый навес, сложил в стопку полотенца и одеяла, снял с самодельного столика полотенце, игравшее роль скатерти. В лагере, который был их домом, стало так пусто и голо, что слезы снова подступили, но она удержала их. В жизни много горя, она уже переживала его, переживет и на этот раз.
— Тошнота унялась? — спросил Спенсер.
— Да.
— Тогда поешь вот это. — Он протянул ей банан и пакетик смеси овсяных хлопьев с изюмом и орешками.
Она не хотела спорить, чтобы не усугублять боль предстоящего расставания, и, хотя аппетита у нее не было, взяла еду.
Он смотрел на нее и ждал.
— Ну же, ешь.
— Я поем, когда ты упакуешь вещи.
— Я уже готов. Поешь перед взлетом.
Ей не понравилась его настойчивость.
— А ты ел?
— Я не голоден.
— Ну, и я не голодна.
— Тогда ешь ради ребенка.
— Это я сделаю потом, — отрезала она. Какие все-таки невыносимые эти мужчины! — А сейчас у меня нет аппетита.
— Хорошей матерью ты будешь!
— А тебе какое дело? Ты не хотел этого ребенка. Не хотел ответственности. Так что не беспокойся за него. Предоставь мне заботиться о ребенке.
Он посмотрел на нее, и она внутренне содрогнулась. Никогда еще она не видела, чтобы в его глазах сверкала такая холодная ярость.
Что ж, пусть так, подумала она, хотя сердце у нее больно заныло. Они со Спенсером больше никогда не будут друзьями. Если они не могут любить друг друга, то им останется ненависть. И пусть для нее это непосильная задача, но это единственный выход.
Спенсер, казалось, пришел к тому же выводу, потому что кивком указал ей на самолет. Он забрался следом за ней, пристегнул ремень и начал щелкать выключателями. Пропеллеры завертелись уже через несколько секунд.
— Подлец! — пробормотала она.
— Ага.
Стиснув зубы, она устремила вперед невидящий взгляд. Она не смотрела на Спенсера, когда он провел самолет до конца песчаной полосы и развернулся. Не взглянула на лагерь, когда они промчались мимо. У нее было слишком тяжело на сердце, чтобы испугаться, когда колеса оторвались от земли и самолет стал медленно набирать высоту.
Она думала только о том, чтобы скорее оказаться дома. До Саванны было полтора часа, а потом еще два с половиной до Род-Айленда.
Она подгоняла время, но оно тянулось бесконечно. Через некоторое время в надежде немного успокоиться она выглянула в окно.
— Что это за массив?
Он простирался вперед и назад, насколько видел глаз, и подозрительно походил на материк.
— Флорида, — бросил он.
— Если мы летим на север, как она здесь оказалась?
— Мы летим на юг.
— Но я живу на севере.
Он ничего не ответил, только еще сильнее стиснул зубы, отчего его профиль стал выглядеть еще более жестко. Он был напряжен и очень зол.
— Я думала, ты везешь меня домой.
— Я это и делаю.
— Я имела в виду мой дом.
У него заиграл желвак на скуле.
— Довольно, Спенсер! — заявила она, выпрямившись, насколько позволял пояс безопасности. — Ты решил меня привезти на этот остров. Теперь моя очередь решать. И я требую, чтобы ты доставил меня назад, в Род-Айленд.
— Я не полечу туда сейчас, — отрезал он.
— Почему? Тебе все равно до ноября нечего делать.
— Мне нужно подумать. Мне нужно время. Я не знаю, что делать.
— Тогда я тебе скажу, что делать. Доставь меня на Род-Айленд, высади меня там и отправляйся восвояси.
— Этого я не могу сделать.
— Почему это?
— Потому что мы еще не закончили.
— Мы, мы, при чем тут «мы»? Ты свое дело сделал — дал мне ребенка. Больше от тебя ничего не требуется. Я подписала все бумаги на этот счет.
— Ну а я ничего не подписывал! А свои бумаги можешь взять и сжечь, мне все равно. Они для меня ничего не значат.
Дженна посмотрела на него удивленно и недоверчиво.
Он сердито продолжал: