Цветы, ненаписанный ответ, свадьба — Майкл видел, что для нее все это сейчас имеет одинаковое значение; она поженила и отдала замуж пятерых других детей; два брака распались у нее на глазах, и эта сцена, которую Майкл переживал с такой остротой и замешательством, для нее была лишь давно знакомой шарадой, в которой ей и раньше доводилось сыграть свою роль.
На маленьких столиках уже сервировали закуски с шампанским, в пустующей бальной зале играл оркестр. Майкл сел рядом с Джебби Уэст: ему все еще было неловко за отсутствие визитки, однако вскоре он заметил, что не единственный пренебрег тонкостями туалета, и ему стало легче.
— Правда, Кэролайн была божественна? — осведомилась Джебби Уэст. — И какое самообладание! Я ее утром спросила, не нервничает ли она перед таким ответственным действом. А она ответила: «С чего бы это? Я мечтаю о нем вот уже два года, и теперь я просто счастлива — и точка».
— Так оно, видимо, и есть, — мрачно откликнулся Майкл.
— Что?
— То, что ты сказала.
Его пронзили кинжалом, вот только, к своему отчаянию, он не чувствовал боли.
Он пригласил Джебби на танец. Рядом танцевали друг с другом мать и отец Резерфорда.
— Как-то мне грустно на это смотреть, — сказала Джебби. — Они сколько лет уж не виделись; оба успели снова вступить в брак, она еще раз развелась. Когда он приехал на свадьбу Кэролайн, она встретила его на вокзале и предложила остановиться в ее доме на авеню дю Буа вместе с кучей других людей, все очень прилично, но он испугался, что его жена прослышит про это и ей это не понравится, и поехал в отель. Тебе не кажется, что это довольно грустно?
Примерно через час Майкл внезапно понял, что уже день. В одном углу бальной залы из ширм составили нечто вроде экрана для показа живых картин; фотограф делал снимки гостей со стороны невесты. Гости, неподвижные, как смерть, и бледные, как воск, в свете ярких ламп показались танцорам, которые кружились в ровном полумраке бальной залы, одной из тех жизнерадостных либо зловещих групп, на которые случается набрести на «Старой мельнице» в парке аттракционов.
Когда сфотографировали гостей со стороны невесты, настал черед шаферов; потом — подружек невесты, родственников, детей. А затем Кэролайн, энергичная, возбужденная — величавость, приличествующая подвенечному платью и роскошному букету, с нее давно слетела, — подошла и выдернула из толпы Майкла.
— А теперь пусть сфотографирует старых друзей. — Тон ее говорил о том, что это будет самая лучшая, самая задушевная фотография. — Идите сюда, Джебби, Джордж, — нет, не ты, Гамильтон; только мои друзья. Салли…
Вскоре после этого последняя натянутость испарилась, и часы потекли легко и стремительно: их уносил поток шампанского. Гамильтон Резерфорд, отдавая дань моде, сидел за столом, обняв свою старую подружку, и заверял гостей, среди которых было несколько озадаченных, но доброжелательных европейцев, что вечеринка еще совсем даже не закончена: после полуночи все вновь соберутся у Зелли. Майкл увидел, как миссис Денди, еще не вполне здоровая, поднялась, чтобы уйти, но ее раз за разом втягивали в вежливый разговор; Майкл указал на это одной из ее дочерей, которая решительно вывела мать из зала и вызвала ей такси. Майкл был очень горд своей заботливостью и налил себе еще шампанского.
— Просто невероятно, — вещал с энтузиазмом Джордж Пэкмен. — Это торжество обойдется Гамильтону тысяч в пять — и мне сдается, что это его последние деньги. Но разве он отказался хоть от цветка или от бутылки шампанского? Это не в его стиле! Этот молодой человек далеко пойдет! Известно ли вам, что нынче утром, за десять минут перед началом церемонии, Т. Д. Вэнс предложил ему жалованье в пятьдесят тысяч долларов в год? Через двенадцать месяцев он снова будет миллионером!
Разговор прервался — родился план вынести Резерфорда из зала на плечах: они привели его в исполнение вшестером, а потом стояли на послеполуденном солнце и махали вслед молодоженам. Вот только, похоже, где-то вкралась ошибка, потому что пять минут спустя Майкл увидел, как молодожены спускаются по лестнице в банкетную залу, победоносно вздымая вверх по бокалу шампанского.
«Вот это по-нашему, — подумал Майкл. — Широко, свежо и свободно; этакое гостеприимство в стиле виргинских плантаторов, только в ином темпе, нервически, будто телеграфный ключ».