Больше лает, чем кусает

Белаква завалился на сумку и, вырвав из ее внутренностей то, что он ранее называл "запиской", преподнес ее Руби для изучения. "Запиской" оказался старый автомобильный номерной знак, на котором белой краской было грубо написано:

ВРЕМЕННО НОРМАЛЕН

Цифры и буквы — ИК 6996 — номерного знака были не очень тщательно соскоблены и достаточно хорошо читались, так что получился палимпсест[136].

Руби, храбрая во хмелю, презрительно и громко фыркнула:

— Нет, это не пойдет, совсем никуда не годится.

Было большим разочарованием услышать такое. Бедный Белаква. Держа номерной знак на расстоянии вытянутой руки, он печально спросил:

— Так тебе не нравится?

— Плохо и непонятно,— вынесла Руби приговор.— Ну просто совершенно никуда не годится.

— Я не спрашиваю, как это написано, я спрашиваю, как тебе сама идея, ну то, что написано?

Никакой разницы между как и что Руби не видела.

— Если бы у меня была лопата,— сказала она,— я бы эту штуку закопала, и идею, и все вообще.

Белаква положил предмет, подвергшийся нападкам, лицевой стороной вниз в вереск. Теперь в сумке ничего не оставалось, кроме единицы огнестрельного оружия, боеприпасов и веронала.

День, а вместе с ним и свет начали умирать, и времени терять уже больше нельзя было.

— Ты хочешь быть застреленной или отравленной? — пьяным голосом спросил Белаква.— Если первое, то в какое место ты предпочитаешь:

в сердце? В висок? Ну, а если второе,— и Белаква сунул Руби свою сумку,— давай, действуй сама.

Руби вернула сумку Белакве.

— Заряжай,— отдала Руби распоряжение.

— Chevaliers d'industrie[137],— сообщил Белаква, вставляя в барабан патрон,— почти всегда в подобных случаях стреляются в голову. Вот и Крюгер подтвердил это правило.

— Так что, мы умрем не в один и тот же момент, а? — заплетающимся языком спросила Руби,— Или как?

— Увы,— вздохнул Белаква,— не получится сразу вдвоем. Но — и Белаква сделал широкий жест, держа револьвер в руке,— пройдет всего каких-то пару минут, и все. Что такое пару минут перед лицом вечности? Даже яйцо всмятку как следует не сваришь.

— И все же,— не унималась Руби,— было бы вроде как неплохо уйти сразу, одновременно вдвоем.

— Проблема того, кто первее, существует всегда,— провещал Белаква словно бы с амвона,— Например, она возникала и между папой Римским и Наполеоном[138].

— Папа этот — лужа блевотины, вот что я тебе скажу,— процитировала Руби,— он выхолостил ей душу...

— Подожди, может быть, ты не знаешь эту историю во всех деталях,— запротестовал Белаква, не сказав, однако, ничего по поводу непочтительного и к тому же совершенно неуместного замечания о папе.

— Не знаю,— подтвердила Руби,— и знать не желаю.

— Ну, в таком случае могу тебе сказать,— начал пояснять Белаква,— не вдаваясь в детали, что они решили проблему, так сказать, пространственным образом.

— Пространственным? Это как? А мы так не можем?

Кажется, где-то наблюдается утечка газа.

— Ну, мы,— бормотал Белаква,— вроде как близнецы...

— В смысле того, что сбились, так сказать, с пути, да? — презрительно ухмыльнулась Руби.

— В смысле того, что мы рабы песочных часов, мы подчиняемся диктату времени. Мы как в темнице, нам же некуда бежать, взявшись за руки.

— Можно подумать, что бежать можно только в одном направлении! — возмутилась Руби.

— Мы томимся в одной и той же темнице,— настаивал Белаква,— вот в чем наше главное затруднение.

— Ну, ладно, я все равно не понимаю, к чему ты клонишь, ну и к тому же дам всегда пропускают вперед.

— Да, да, пожалуйста, я тебя пропускаю вперед,— галантно заявил Белаква.— И между прочим, я стреляю лучше тебя.

Однако Руби, вместо того чтобы подставить грудь или голову, чтобы ей поразили сердце или вышибли мозги, налила себе еще виски. А Белаква пришел в ярость.

— Разве мы, трах-тарарах,— возопил он,— не договорились обо всем? Мы же все обсудили несколько недель назад! Так или нет?

— Да, какое-то там соглашение,— пьяно хихикая, сказала Руби,— действительно было достигнуто.

— Ну, если так, то к чему все эти дурацкие разговорчики?

А Руби пила свой виски.

— Эй, подожди, оставь хоть немножко! — прорычал Белаква.— Мне самому, когда тебя уже не станет, виски очень понадобится!

Белакву охватило то неподдающееся описанию сложное чувство, в котором объединяются раздражение, гнев, разочарование с одной стороны и огромное облегчение с другой; подобное чувство возникает у человека, которому предстоит сложная операция, но который узнает, что хирург отсутствует и неизвестно когда вернется. То была вспышка ценестезии[139], позволяющая все ощущать значительно острее. Белакве вдруг стало жарко. Эта сучка идет на попятную! Не хочет исполнять обещанное!