Большие и маленькие

Без подмоги поход в туалет для Кочубейши – тяжкое испытание. В последнее время, когда Янка стала забегать к ней чуть ли не каждый день, старуха дожидается её прихода, терпит. Встречает просящей гримасой:

– Деточка, отведёшь?

Жалость тут ни при чём. Жалость быстро закончилась. Поначалу Яна даже расстраивалась, что она такая чёрствая. Но потом решила: ну и ладно, какая есть.

Что и говорить, водиться со старухой непросто. Не так представляла себе Янка дружбу.

Во-первых – вот, путешествие к сортиру.

Во-вторых, приходится помогать ей с обувкой. Ох.

В-третьих, одноклассники стали воротить от Янки носы. От приставучего старушечьего запаха. Дразнят «трупяшкой».

– Нашла себе подругу, – удивилась мама, когда узнала. – Осталось только вшей принести. Позора не оберёшься.

Правда, запрещать не стала. Заставляет каждый раз проветривать на балконе одежду: не настираешься!

Янка думала забросить Кочубейшу. Ну, а каково всё это?

Не смогла.

Заскучала без волшебного аттракциона, когда сидишь в обшарпанной комнате с обвислым ковром во всю стену, смотришь на старуху, как она смотрит в окно, или, нахмурившись, дремлет в кресле после бессонной ревматической ночи, или посасывает ложку с овсянкой, дёргая длинными седыми волосками над верхней губой, и перебираешь в уме истории, в которых она – не она, а та смуглая глазастая красотка с желтоватых обтрёпанных фотографий. От несоответствия, от ослепительного этого контраста, перехватывает дух. Всего-то и нужно – глядя на старуху, подумать о той, молодой, с бровями-арками и чёлкой, складчатой смуглой волной сбегающей к правому виску. Или даже о той, из детдома: косы, галстук, лобастые сапоги из-под юбки.

Игра захватывает Янку.

Ей, конечно, хотелось бы понять, почему так. Почему захватывает. Но это может и подождать, это не к спеху.

– Милая, – просит старуха. – Нарисуй мне фонтан. Поняла, какой? Тот.

Яна рисует.

Тот фонтан втиснулся между окнами, вплотную к фасаду. Надюша просыпалась под его журчание. Задумчивая женщина в хитоне льёт себе под ноги воду из наклонённой амфоры. Увидев однажды такой фонтан на экскурсии с детским домом – вспомнила и разревелась. Хватило ума не сознаваться воспитателям, по какому поводу слёзы. Понимала уже, чего от неё ждут.

Рисовать тот фонтан несложно. В Доме творчества женщины с наклонённой амфорой – гипсовые, карликовые – расставлены в каждом классе.

Шуршит карандаш, обшарпанная комната ползёт по швам.

Отец военврач. Сослуживцы подарили ему белую бурку, Надюше разрешали с ней играть. Бурка пахла зверем и табаком. Отец набрасывал её, когда выходил покурить на крыльцо.

Мать, прежде чем отправиться с Надюшей в сад после классов, снимала кольца. С чеканным увесистым стуком выкладывала кольца на комод. Девочка считала: раз, два, три… Как только на комод уляжется последнее, мать распахнёт объятья и бросится ловить хохочущую улепётывающую дочку. Колец ровно восемь. Иногда мама жулит, незаметно снимая два кольца за раз.

Остальное размылось и выветрилось. Даже лиц не различить.

Бурка и кольца.

И ещё горстка разрозненных осколков.

Белый кружевной фартук, колючие пяльцы, марширующий по улице оркестр, лестница в чулан, Рождество, ссыпанные в ведёрко столовые приборы с запахом нашатыря, арбузные ломти, к которым не добраться из-за пчёл, ходики, патефон, люстра с ажурными бронзовыми гирляндами – опущенная на пол и обмякшая.

Убитыми их не видела. Её сразу забрали, на следующее утро.

В детдоме была лучшая ученица. Грамот – пачки.

Выносила знамя на торжественные линейки. Знамя тяжёлое. Древко пристёгивали лямкой через плечо, конец вставлялся в петлю, висящую на ремне. По бокам другие отличники, держат салют. Пока дойдут под барабанный бой и горны до трибуны, вся взмокнет, хоть выжимай.

Мраморные колонны в зале белили.

Сандалии тоже надлежало натирать мелом, чтобы выглядели белей и новей.

У повара жил попугай Фря. По выходным повар разрешал кормить его тем, кто хорошо себя вёл в столовой. Однажды попугай клюнул Зину в плечо, и повар рассмеялся, что эта Фря умеет спутать корм и кормильца.

– Готово, Надежда Павловна. Смотрите.

Пока карандашный фонтан отплясывает цыганочку в руке Кочубейши, а та пытается поймать его лупой, как муху стаканом, Яна продолжает листать пересказанную ей давнишнюю жизнь, отыскивая в нездешних картинках какую-нибудь особенно яркую, подходящую на сегодня.

Платье, сшитое из бывшей занавески.

Газетные папильотки на ночь.

Гигиенический осмотр. Ужас.

Острый запах библиотечной пыли.

Летучий фонарик со свечой внутри, посреди ночи вплывший в окно девичьей комнаты. Визг, беготня. Фонарик ткнулся в потолок и погас. И рухнул на пол.

На выпускном два брата по очереди признались в любви. Кидали жребий, кому признаваться первым.

Комендант общежития тайком бегал в церковь, просил за больную жену.

С чердака можно было разглядеть корабли в порту.

Использованные пробирки лежали на подоконнике и делали радуги. Заходишь в лабораторию – снопы радуг тебе в лицо.

Закончить химфак экстерном не удалось: посоветовали не высовываться с таким происхождением.

Научилась читать египетские иероглифы.