Тутъ она встала съ кресла, и оглянулась, отыскивая повидимому бумаги и перо. Но таковыхъ не оказалось, и потому она вынула изъ кармана записную книжку и начала писать карандашемъ.
— Вы въ хорошихъ отношеніяхъ съ Джаггерсомъ?
— Да, я вчера обдалъ у него.
— Вотъ записка къ нему, чтобъ онъ заплатилъ вамъ деньги для вашего друга. Я дома не держу денегъ, но, если вы желаете, чтобы мистеръ Джаггерсъ не узналъ ничего объ этомъ дл, я вамъ сама пришлю деньги.
— Благодарю васъ миссъ Гавишамъ, у меня нтъ причины скрываться отъ него.
Она прочла мн свою записку; содержаніе ея было простое и ясное и совершенно избавляло меня отъ подозрнія въ желаніи присвоить себ эти деньги. Я взялъ книжку изъ ея дрожащей руки, которая еще боле задрожала, когда она, не глядя на меня, подала мн карандашъ.
— Мое имя написано на первомъ листк. Если вы когда-нибудь, хотя бы посл моей смерти, будете въ состояніи написать подъ моимъ имененемъ «я прощаю ей» то умоляю васъ, сдлайте это.
— О, миссъ Гавишамъ, сказалъ я, — я это теперь же могу исполнить. Я самъ длалъ жестокія ошибки и жизнь моя была до-сихъ-поръ безплодна и безотрадна; самъ я слишкомъ нуждаюсь въ прощеніи, чтобы быть злопамятнымъ.
Она въ первый разъ прямо взглянула на меня, и, въ крайнему моему изумленію и страху, упала на колни у ногъ моихъ, простирая ко мн руки умоляющимъ образомъ. При вид сдой старухи на колняхъ передо мною, я невольно содрогнулся. Я умолялъ ее встать, я обхватилъ ее руками, чтобы помочь ей, но она только пожимала руку мою въ своихъ рукахъ и, опустивъ голову, зарыдала. Я никогда прежде не видалъ ее въ слезахъ и, въ надежд, что слезы ее облегчатъ, не мшалъ ей плакать. Она уже не стояла на колняхъ, а совершенно распростерлась на полу.
— О! отчаянно воскликнула она:- что я сдлала! что я сдлала!
— Если вы этимъ хотите сказать, что вы сдлали мн, то я могу васъ уврить, что вы мн сдлали очень мало вреда. — Я полюбилъ бы ее и безъ васъ. Она замужемъ?
— Да.
Это былъ совершенно лишній вопросъ, небывалая пустота въ уединенномъ дом, уже служила на него отвтомъ.
— Что я сдлала! Что я сдлала! Она ломала свои руки, рвала на себ сдые волосы и продолжала вопить: Что я сдлала!
Я не зналъ, что отвчать ей, какъ ее успокоить. Я зналъ, что она поступила дурно, принявъ въ себ на воспитаніе впечатлительное дитя, чтобы создать изъ него орудіе своей мсти. Но я зналъ и то, что лишая себя свта, она лишила себя и многаго другаго; ея умъ, не имвшій никакого сообщенія съ людьми, подвергся нравственному недугу, какъ всегда бываетъ съ человкомъ, нарушающимъ естественный порядокъ вещей. И могъ ли я смотрть на нее безъ сожалнія, видя, какъ она уже наказана, какъ неспособна жить на свт, какъ гордость добровольнаго страданія овладла всмъ ея существомъ и отравляла всякую минуту ея жизни.
— До послдняго вашего разговора съ нею, когда я увидла ваше изображеніе въ зеркал, я сама не понимала, что сдлала! Я забыла, что нкогда сама испытала то же. — Что я сдлала! Что я сдлала! И снова десятки-сотни разъ повторяла она: «что я сдлала»!
— Миссъ Гавишамъ, — сказалъ я, не думайте обо мн, и не упрекайте себя ни въ чемъ; это нисколько не васается меня. Но Эстелла, дло другое; и если вы, хоть сколько-нибудь, исправите вредъ, причиненный ей вашимъ воспитаніемъ, то вы лучше поступите, чмъ оплакивать сотни лтъ ваше заблужденіе.
— Да, да, я это знаю. Но Пипъ, другъ мой! возразила она съ видомъ глубокаго чувства. Другъ мой! поврьте мн: когда я впервые увидала ее, я хотла спасти ее отъ несчастія, испытаннаго мною. Сначала, я этого только и хотла.
— Я надюсь что такъ — сказалъ я.
— Но когда она подросла, сдлалась красавицей, я пошла дале: своими похвалами, брильянтами, наставленіями я разсказами о своей участи, я испортила ея сердце и сдлала его безчувственнымъ.
— Лучше поступили бы вы, невольно воскликнулъ я: — еслибъ ей оставили ея природное сердце, хотя бы и ему предстояло только терзаться и страдать.
Тутъ миссъ Гавишамъ посмотрла на меня какъ-то безсмысленно и опять воскликнула: — что я сдлала! Еслибъ вы знали мою жизнь, вы пожалли бы о мн и лучше бы поняли меня.
— Миссъ Гавишамъ отвчалъ я, сколько могъ деликатне: я могу сказать, что знаю вашу жизнь, и знаю ее съ тхъ поръ, какъ переселился въ Лондонъ. Судьба ваша возбудила во мн самое искреннее сожалніе и я глубоко сочувствую вашимъ несчастіямъ. Позвольте мн вамъ сдлать одинъ вопросъ объ Эстелл?
Она сидла на полу, держась руками за кресло и положивъ на нихъ голову.
Пристально взглянувъ на меня, она сказала: — продолжайте!
— Кто родители Эстеллы? спросилъ я.
Она покачала головой.
— Вы не знаете?
Она опять покачала головой.
— Но мистеръ Джаггерсъ самъ привезъ ее къ вамъ, или прислалъ съ кмъ?
— Онъ самъ привезъ.
— Разскажите мн, пожалуйста, какъ это случилось?