Не разъ уже сестра чертила на доск фигуру, похожую на какую-то странную букву Т, и потомъ съ необыкновеннымъ жаромъ обращала на нее наше вниманіе, какъ на вещь, особенно для нея нужную. Тщетно представлялъ а все, что могъ придумать начинающагося съ буквы Т, отъ тарелки до топора и тыквы. Наконецъ мн пришло въ голову, что фигура эта похожа на молотокъ и, когда я громко произнесъ это слово на ухо сестр, она начала ударять по столу словно молоткомъ и утвердительно кивать головой. Я принесъ вс наши молотки, одинъ за другимъ, но безъ успха. Тогда я подумалъ о костыл, такъ-какъ фигура его очень-похожа на молотокъ, досталъ костыль въ деревн и съ нкоторой самоувренностью предъявлялъ его сестр. Но когда ей показали его, она такъ сильно затрясла головой, что мы испугались, чтобъ, при ея слабомъ и безъ того потрясенномъ состояніи, она не повредила себ шеи.
Когда сестра моя замтила, что Бидди весьма-скоро понимаетъ ее, этотъ таинственный знакъ снова появился на доск. Бидди въ раздумьи посмотрла на него, выслушала мое объясненіе, взглянула-на сестру, на Джо (который всегда изображался на доск заглавной буквой), и побжала въ кузницу въ сопровожденіи меня и Джо.
— Нтъ сомннія! воскликнула Бидди съ возторженнымъ видомъ. — Разв вы не видите? Ей его нужно!
Орликъ, безъ сомннія! Она забыла его имя и только намекала на его молоткомъ. Мы сказали ему, затмъ намъ нужно было, чтобъ онъ пришелъ въ кухню: онъ медленно положилъ свой молотокъ, отеръ лобъ сперва рукавомъ, потомъ фартукомъ и вышелъ согнувшись, сгибая колни съ той странной развалистой походкой праздношатающагося, которой онъ отличался.
Признаюсь, я ожидалъ, что сестра обвинитъ его, и потому былъ озадаченъ противоположнымъ результатомъ. Она выразила живйшее желаніе быть съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ, видимо была довольна тмъ, что ей наконецъ привели его, и показала знаками желаніе, чтобъ ему поднесли чего-нибудь. Она слдила за его лицомъ, какъ-бы желая увриться, доволенъ ли онъ сдланнымъ ему пріемомъ; выразила самое сильное желаніе пріобрсть его расположеніе, и все, что она длала, имло видъ какого-то униженнаго умилостивленія, подобнаго тому, какое я замчалъ въ дтяхъ относительно строгаго учителя. Посл этого рдко проходилъ день, чтобъ она не нарисовала на доск молотокъ, и чтобъ Орликъ не появлялся и не стоялъ передъ ней угрюмо, какъ бы не боле моего зная, чего отъ него хотятъ.
XVII
Теперь я началъ вести обыкновенный образъ жизни подмастерья, который не прерывался никакимъ боле замчательнымъ обстоятельствомъ, кром посщенія мною вновь миссъ Гавишамъ въ день моего рожденія.
Я засталъ миссъ Сару Поккетъ, попрежнему, за своей обязанностью у воротъ, а миссъ Гавишамъ совершенно такою же, какъ я оставилъ ее, и она говорила объ Эстелл совершенно въ томъ же дух, если не въ тхъ же выраженіяхъ. Свиданіе наше продолжалось только нсколько минутъ и она дала мн на прощаніе гинею и велла придти къ себ и на слдующій разъ въ день моего рожденія. Скажу, ужь здсь сразу, что это сдлалось моей ежегодною привычкой. На первый разъ я пытался-было не принять гинею, но это повело лишь къ тому, что она очень-сердито спросила меня: не ожидаю ли я боле? Тогда я взялъ деньги и съ-тхъ-поръ не отказывался.
Такъ неизмненъ былъ скучный старый домъ, желтый свтъ въ потемнвшей комнат, отцвтшій призракъ въ креслахъ передъ туалетнымъ зеркаломъ, что я почувствовалъ, какъ-будто остановившіеся часы остановили вмст съ собой и время въ этомъ таинственномъ дом, и что, пока я и все вн его росло и старилось, въ немъ все о ставадось въ тонъ же положеніи. Дневной свтъ никогда, на моей памяти, не проникалъ туда боле, нежели въ настоящую минуту. Это смущало меня, и подъ этимъ вліяніемъ я продолжалъ ненавидть въ душ свое ремесло и стыдиться нашего дома.
Между-тмъ, я незамтнымъ образомъ сталъ сознавать перемну въ Бидди. Башмаки ея перестали быть стоптанными, волоса были приглажены, руки постоянно чисты. Она не была красавицей — нтъ, она была двушка простая въ сравнненіи съ Эстеллой, но милая, здоровенькая и крпкая. Она прожила у насъ не боле года (ибо только-что сняла трауръ), какъ я однажды вечеромъ замтилъ, что у нея были удивительно-умные и задумчивые глаза, глаза въ то же время и весьма-красивые, и очень-добрые.
Это произошло слдующимъ образомъ; я поднялъ глаза съ работы, надъ которой я бился, именно, я переписывалъ нкоторые отрывки изъ книгъ, чтобъ однимъ разомъ убить двухъ зайцевъ, и увидлъ, что Бидди слдитъ за тмъ, что я длаю. Я положилъ перо, а Бидди остановила иголку, но не положила своей работы.
— Бидди, сказалъ я:- какъ ты съ этимъ справляешься? Или я очень-глупъ, или ты очень-умна.
— Съ чмъ это я справляюсь? Я не знаю, возразила Бидди съ улыбкой.
Она управляла всмъ нашимъ хозяйствомъ и управляла удивительно; но я говорилъ не о томъ; то, на что я намекалъ, показалось ей еще странне.
— Какъ это теб удается выучиться всему, чему учусь я, и постоянно держаться наравн со мной?