Большие надежды

Old Barley was growling and swearing when we repassed his door, with no appearance of having ceased or of meaning to cease.	Старик Барли по-прежнему рычал и бранился за своей дверью, точно все это время ни на минуту не умолкал и не собирался умолкнуть.
When we got to the foot of the stairs, I asked Herbert whether he had preserved the name of Provis.	Внизу я спросил Герберта, сохранил ли наш узник фамилию Провис?
He replied, certainly not, and that the lodger was Mr. Campbell.	Нет, конечно, отвечал он, новый жилец зовется мистер Кембл.
He also explained that the utmost known of Mr. Campbell there was, that he (Herbert) had Mr. Campbell consigned to him, and felt a strong personal interest in his being well cared for, and living a secluded life.	Мой друг добавил, что в доме о мистере Кембле знают лишь одно: он, Герберт, принимает в нем участие и ему, Г ерберту, очень важно, чтобы новый постоялец ни в чем не нуждался и жил в полном уединении.
So, when we went into the parlor where Mrs. Whimple and Clara were seated at work, I said nothing of my own interest in Mr. Campbell, but kept it to myself.	Поэтому, когда мы вошли в гостиную, где миссис Уимпл и Клара сидели за рукоделием, я счел за благо умолчать о том горячем участии, с которым и сам отношусь к мистеру Кемблу.
When I had taken leave of the pretty, gentle, dark-eyed girl, and of the motherly woman who had not outlived her honest sympathy with a little affair of true love, I felt as if the Old Green Copper Ropewalk had grown quite a different place.	Распростившись с хорошенькой, милой темноглазой девушкой и с доброй женщиной, в которой годы не угасили способности радеть о судьбе двух любящих сердец, я почувствовал, что Старый Копперов канатный завод совершенно преобразился в моих глазах.
Old Barley might be as old as the hills, and might swear like a whole field of troopers, but there were redeeming youth and trust and hope enough in Chinks's Basin to fill it to overflowing.	Пусть старик Барли стар, как мир, пусть бранится, как целая извозчичья биржа, но в затоне Чинкса хватит молодости, надежды и веры, чтобы заполнить его до краев.
And then I thought of Estella, and of our parting, and went home very sadly.	И тут я вспомнил Эстеллу и наше прощанье и пошел домой совсем приунывший.
All things were as quiet in the Temple as ever I had seen them.	В Тэмпле все было тихо, как в самые спокойные времена.
The windows of the rooms on that side, lately occupied by Provis, were dark and still, and there was no lounger in Garden Court.	Окна тех комнат, где еще так недавно жил Провис, стояли закрытые, темные, и в Гарден-Корте не было ни души.
I walked past the fountain twice or thrice before I descended the steps that were between me and my rooms, but I was quite alone.	Я три раза прошелся мимо фонтана, прежде чем подняться к себе в квартиру, но никого не увидел.
Herbert, coming to my bedside when he came in,-for I went straight to bed, dispirited and fatigued,-made the same report.	И Герберт, когда зашел через полчаса ко мне в спальню, - я так измучился, что сразу лег в постель, - рассказал то же самое.
Opening one of the windows after that, he looked out into the moonlight, and told me that the pavement was a solemnly empty as the pavement of any cathedral at that same hour.	Он отворил одно из окон и, выглянув на залитую лунным светом улицу, доложил, что там царит такая торжественная пустота, какая, наверно, бывает ночью в запертом соборе.
Next day I set myself to get the boat.	На следующий день я отправился раздобывать себе лодку.
It was soon done, and the boat was brought round to the Temple stairs, and lay where I could reach her within a minute or two.	Это заняло немного времени, лодка была доставлена к лестнице Тэмпла и стала на причал в двух минутах ходьбы от моей двери.