Два круга рассыпались в вихре сверкающих крыльев. Иалит моргнула, а когда она открыла глаза, то увидела лишь высокого нефилима с лавандовыми крыльями. Он ласково обнимал Махлу. Макушка Махлы – далеко не самой низкорослой из девушек оазиса – едва доставала Угиэлю до пояса.
Иалит, словно застыв, сидела на камне. Крылья Угиэля раскрылись, а потом изящным движением сомкнулись вокруг Махлы, ограждая ее. Иалит почудился запах камня. Потом что-то вспыхнуло – не свет, как у единорогов, а тьма, от которой ночь сделалась еще темнее, – и вот пустыня воистину опустела. Махла и Угиэль исчезли.
Иалит испуганно вскрикнула.
– Крошка, – раздался у нее за спиной мягкий голос, – чего ты боишься?
Девушка обернулась и увидела Иблиса, его пурпурные крылья были подняты и словно бы сливались с ночным небом.
– Махла… – проговорила она. – Я боюсь за Махлу.
– К чему страх, драгоценная моя? Угиэль позаботится о ней. Как я позабочусь о тебе. В оазисе ходят слухи о том, что грядет нечто ужасное – извержение вулкана, падение горы, небывалые землетрясения, вспучивание земли, не сравнимое с той легкой дрожью, какую вы сейчас едва замечаете.
Иалит кивнула:
– Мне кажется, что моему отцу страшно. Но что мы можем сделать? Если вулкан извергнется, мы никак не сможем остановить его.
– Нет. И убежать от него не сможете. Но я защищу тебя.
– Как?
– Нефилимы обладают силой. Если ты пойдешь со мной, я буду оберегать тебя.
– Пойду с тобой? Куда?
– Я построю для тебя дом, полный прекрасных вещей. Тебе не придется больше спать на грубых шкурах, воняющих зверями. Я дам тебе пищу и вино, каких ты никогда не пробовала. Пойдем, мое чудное маленькое сокровище, пойдем же со мной.
– Когда?.. – Она не договорила.
– Сегодня. Сейчас.
Иалит подумала о двух кругах, из серафимов и нефилимов. Иблис предложил ей защиту, не Ариэль. Махла ушла с Угиэлем, не с Аларидом.
– А что будет с моей семьей? – спросила она. – С моими близнецами?
– Только тебя я зову с собой, – ответил Иблис. – На других мои силы не простираются.
Девушка посмотрела на звезды. Покачала головой:
– Близнец День все еще нуждается во мне.
– Любовь терпелива, – сказал Иблис. – Я подожду. Но думаю, что в конце концов ты все же придешь ко мне.
Он погладил ее по мягким, блестящим волосам, и в прикосновении его было удовольствие.
Иалит сощурилась, глядя на сверкающую россыпь звезд, и ей почудилось, будто она снова видит, как Сэнди кланяется ей в дедушкином шатре, как Деннис держится за ее руку, когда боль от ожогов заставляет его плакать.
Иблис снова коснулся ее волос:
– Я подожду.
Иафет пришел проведать Денниса. Он внимательно осмотрел юношу, потрогал оставшиеся струпья, осторожно снял отслоившуюся полоску тонюсенькой кожи.
– Тебе лучше.
– Намного лучше. – Деннис улыбнулся ему, и улыбка уже не казалась трещиной на обгоревшей коже. – Я ночью выходил с Иалит и Оливемой, и мы слушали звезды.
– Это хорошо, что ты способен слышать звезды. – Иафет уселся рядом с Деннисом на груду шкур и сложил на бронзовых коленях руки, все в фиолетовых пятнах от вина.
Вид у Денниса сделался обеспокоенным.
– Они твердят мне, чтобы я пребывал в мире. Во всяком случае, мне так кажется, что звезды именно это мне говорят.
Иафет кивнул:
– Оли мне рассказала. Мир между моим отцом и дедом. Ты разговаривал с моим отцом про его ссору с дедушкой Ламехом?
– Да, один раз, когда он пришел навестить меня. Но я толком не понимаю, из-за чего они поссорились.
– Вода, – ровным тоном проговорил Иафет. – Большинство раздоров в оазисе происходит из-за нее. У дедушки лучшие и самые глубокие колодцы во всем оазисе, но он стар, чтобы заботиться о собственных садах и рощах. Они пришли в запустение.
– Но ведь дедушка разрешает вам брать из его колодцев столько воды, сколько потребуется, правда же?
Иафет вздохнул, потом рассмеялся:
– Ох, День, эта ссора такая старая и такая дурацкая, что мне кажется, что и отец, и дедушка давно позабыли о ее истинной причине. Они оба заносчивы и упрямы.
– Твой дедушка… какой он? Ну, в смысле, если он такой старый, может ли он как следует позаботиться о Сэнди?
– О, не сомневайся! Дедушка Ламех так же гостеприимен, как и наша мать, и добр, и заботлив. Это он научил нас с Иалит слушать звезды, и понимать ветер, и любить Эля. – Юноша снова вздохнул. – Ты уж извини, День, что я тебя втягиваю в наши семейные свары.
Деннис тоже вздохнул. Он не ответил. Он посмотрел в бронзовое небо, за которым прятались звезды. Если кто и втянул его куда-то, так это они.
Мальчик вздрогнул.
Дедушка Ламех и Хиггайон начали выводить Сэнди на дневной свет – не под прямые жестокие лучи солнца, а в тень густой рощи. Как и Деннис, Сэнди ходил в одной лишь набедренной повязке. Его белье сложили вместе с его остальными вещами – вдруг когда-нибудь все-таки понадобится. Набедренную повязку, в отличие от его одежды, можно было оттереть дочиста песком; постепенно такая повязка изнашивалась, и ее заменяли. Сэнди чувствовал себя на удивление свободно в такой одежде, и ему это нравилось. Нравилась ему и собственная кожа – как она заживает и постепенно делается розовато-загорелой.