Большие воды

– Только не со слишком большим, – поддел ее Рофокаль. – Я хочу, чтобы его влекло к тебе, а не тебя к нему. Ты – моя. Или нет?

Девушка подняла лицо к нему. Губы нефилима были такими же красными, как и у нее, хоть он и не мазал их ягодным соком.

– Моя, – промурлыкал Рофокаль. – Моя, моя, моя.

Сэнди сидел на выступающем из земли корне старой смоковницы. Стояла вечерняя прохлада. Хиггайон свернулся у ног мальчика и тихо похрапывал во сне.

Какой-то мужчина с пышной каштановой бородой, подернутой сединой, и каштановыми курчавыми волосами свернул с общей тропы и решительно зашагал к шатру дедушки Ламеха. Он подошел к мальчику и мамонту. Осмотрел их.

– Ты Сень.

– Да. Я Сэнди.

– Мне говорили, что вы выглядите как один человек в двух телах. Теперь я верю.

– А вы кто? – полюбопытствовал Сэнди.

– Я Ной. Твой брат находится в одном из моих шатров, и моя жена и дочери заботятся о нем.

– Спасибо! – сказал Сэнди. – Мы вам очень признательны.

Ной продолжал смотреть на него.

– Если бы я не знал, что День в одном из моих шатров, я бы подумал, что ты – это он. Как такое возможно?

– Мы близнецы, – устало объяснил Сэнди.

– Близнецы. Мы прежде ничего не знали о близнецах. – Ной умолк и посмотрел на Сэнди, потом перевел взгляд на шатер. – Мой отец сейчас там?

Сэнди кивнул:

– Он отдыхает. – Потом добавил: – Но я знаю, что он будет счастлив видеть вас.

Хоть бы это и вправду так было! Дедушка Ламех и без того казался чрезвычайно упрямым человеком, а возраст только усиливал его врожденное упрямство.

Ной, не сказав более ничего, направился к шатру.

Ной!

Сэнди вспомнил это имя. Он раньше не слышал, чтобы Ноя называли по имени. Ламех, когда упоминал о нем, говорил «мой сын». Женщины, приносившие светильник, называли его «отец».

Ной.

Галактики закружило в водовороте. Сэнди был убежден, что их с Деннисом зашвырнуло куда-то вдаль от дома, как минимум прочь из их Солнечной системы, а может, и прочь из Галактики. Но если этот Ной – тот самый Ной из истории про потоп, значит они на своей планете. Они перекинули себя во времени, а не в пространстве. А вернуться домой из другого времени может оказаться намного труднее, чем преодолеть пространство, как бы велико оно ни было.

Но, похоже, все совпадало. Жители пустыни. Кочевники, живущие в шатрах. Домашний скот. Верблюды. Люди прошлого уступали в росте людям конца двадцатого века. Вполне логично, что в допотопную эпоху они будут намного меньше. Хиггайон маленький для мамонта.

Сэнди схватился за голову. Ему резко поплохело.

Деннис сидел с Иафетом, Оливемой и Иалит на камне в пустыне. На небе еще виднелись отблески заката, но первые мерцающие звезды уже начали проявляться.

Иафет посмотрел на Денниса, залитого вечерним светом:

– Ты поговорил с моим отцом.

– Да.

– О, как я рада! – воскликнула Иалит.

– Отец куда-то пошел, – прибавил Иафет. – В сторону шатра дедушки Ламеха.

Оливема взглянула на небо:

– Теперь он станет счастливее. Все мы станем счастливее. Там, где тянется раздор, страдают все.

Деннис забеспокоился:

– Я не уверен, что он вправду прислушался ко мне.

– Но ты слышишь звезды, – сказала Оливема, – и ты выполнял их повеление.

– Большего не смог бы сделать никто, – добавил Иафет. – Теперь все в руках Эля.

Деннис на миг прикрыл глаза. Надеюсь, Сэнди не решит, что я свихнулся. Надеюсь, я сам так не решу. Выполнять повеление звезд, ага.

– Мне хочется пробежаться, – произнесла Оливема, вскочила и помчалась по пустыне. Иафет последовал за ней.

– Давай! – позвала Иалит и спрыгнула с камня. Длинноногий Деннис легко догнал их, и вдруг оказалось, что он держит за руки Иалит и Оливему и все четверо кружатся в радостном танце, купаясь в свете луны и звезд. Никогда еще Деннис не ощущал себя таким живым, как сейчас, прыгая в ночи.

Из шатра донесся рев. Сэнди с Хиггайоном вскочили в испуге. Сперва Сэнди показалось, что это был вопль гнева. Но следом послышался смех. Потом стало тихо. Сердце Сэнди забилось быстрее. Хиггайон насторожил уши, поднял хобот.

– Они не сделают друг другу ничего плохого, ведь они… – вслух произнес Сэнди. Хиггайон посмотрел на него яркими глазами-бусинами.

Потом полог шатра отлетел в сторону, и через дверной проем протиснулись Ламех и Ной – с трудом, потому что они обнимали друг друга, и по щекам их струились слезы.

Ламеху так сдавило горло от переполнявших его чувств, что слова его звучали приглушенно:

– Вот сын мой, умерший и оживший, потерянный и найденный.

Ной сжал старика в объятиях:

– Вот отец мой, мой упертый старый отец. В упрямстве мы с ним как две горошины из одного стручка. – Он посмотрел на Сэнди. – Как вы с Денем – словно две горошины.

– Как замечательно, что вы помирились! – вырвалось у Сэнди.

– Это все День, – пояснил Ной. – Он вцепился в меня и не отставал.

Сэнди удивился. Что дома, что в школе Деннис редко начинал разговор первым. Он следовал за Сэнди, а сам редко выступал с инициативой.

– Ну… это хорошо.

– Он тоже уже почти выздоровел. Скоро он сможет прийти к тебе. Мой отец… – Ной помолчал. – Я был бы счастлив оставить Деня у нас, но в моем шатре тесно и шумно. А мой отец приглашает тебя остаться с ним.