– Рофокаль знает не все.
– Он знает больше нас, больше любого смертного.
Сэнди застыл. Ему показалось, будто он слышит жужжание комара. Потом стало тихо. Он развернулся и зашагал обратно к оазису. Тигла соскользнула с камня, кинулась за ним вдогонку и схватила его за руку.
– Ты тоже, – выдохнула она. – Ты наверняка из того же племени, что и Рофокаль, – такой высокий, такой сильный! Ты мог бы взять меня и забросить на плечо. Откуда ты явился?
Сэнди уже надоело отвечать на старые вопросы.
– Из другой части планеты. Из другого времени.
– Почему ты пришел сюда?
– По ошибке, – коротко ответил он.
– Но почему прийти сюда было ошибкой? Это чудесно, что ты здесь! Долго ли ты здесь пробудешь?
– Не знаю.
– Но чем-то же ты собираешься заниматься? Чем?
– Ухаживать за садом и огородом дедушки Ламеха.
– И все? Не может быть, чтобы ты явился сюда только ради этого! Наверняка должна быть какая-то причина!
– Нет, – отрезал Сэнди и отнял у Тиглы руку.
– Нет, – сказала Тигла. – Я ничего не выяснила. Я спросила его обо всем, что ты велел, но он ничего мне не ответил.
Рофокаль нависал над ней, и его крылья пламенели, словно солнце, даже в лунном свете.
– Но хоть что-то он должен был сказать.
– Он сказал, что пришел издалека и что это случилось по ошибке.
– По ошибке? – переспросил Рофокаль. Гранатовые озера его глаз казались непроницаемыми. – Мог ли Эль совершить еще одну ошибку?
– Ты думаешь, их послал твой Эль?
– А кто ж еще? Они явно не здешние. Они могут быть такой же угрозой для нас, как и серафимы. Серафимы, по крайней мере, тщательно следят за тем, чтобы ни на кого не влиять и ничего не менять.
– Ты думаешь, молодые великаны станут что-то менять?
– Кто знает? И ты не сумела ничего из него вытянуть?
Ямочка на подбородке Тиглы сделалась глубже.
– Во всяком случае, на этот раз он пошел со мной.
– Верно. Ты его поцеловала?
Тигла кивнула:
– На вкус он такой юный! Юный, как утро.
– Ему понравилось?
– Понравилось. Но потом он отстранился. Дай мне время, Рофокаль! Ведь в этот раз он согласился пойти со мной!
Рофокаль одним быстрым изящным движением опустился на колени, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Тебе следует поторопиться, моя маленькая Тигла.
– Почему? К чему спешить?
Рофокаль вытер лоб тыльной стороной руки:
– Наши силы отчасти убывают. Мы не можем больше сказать… Но Ною что-то известно. Его сыновья женились в неслыханно юном возрасте и очень поспешно. Ной все еще говорит с Единым, от которого я отвернулся. Возможно, еще одной сотни лет не будет.
– Но почему ты хотел, чтобы я… искушала его?
– А разве благодаря этому он не оказался бы в твоей – и моей – власти? – Нефилим привлек девушку к себе. – Как бы ни увлекся тобою юный великан, ты по-прежнему принадлежишь мне.
– Ты дашь мне ребенка?
Нефилим раскинул крылья, и Тиглу словно бы окутало огненное облако.
– Скоро.
– Скоро, – сказала Оливема. – Скоро. Тужься, Махла, тужься сильнее.
– Скоро, – успокаивающе повторила Иалит. – Скоро он выйдет.
Матреда промолчала.
Махла, лежавшая навзничь на груде шкур, закричала. Она судорожно зашарила вокруг себя. Матреда взяла ее за руки, и Махла тут же вцепилась в них.
– Как все долго тянется, – прошептала Иалит. – Сколько еще она сможет выдержать?
– Вставай! – приказала Махле Матреда.
– Я не могу! Не могу! – взвыла Махла. – Ох, скорее бы, скорее бы…
– Вставай, – повторила Махла. – Садись на корточки.
– Я уже садилась! Но потом я слишком устала и больше не могла…
– Ты достаточно отдохнула, – отрезала Матреда. – Помогите ей встать, – велела она Иалит и Оливеме.
Девушкам пришлось пустить в ход всю свою силу, чтобы поднять сопротивляющуюся Махлу со шкур.
– На корточки, – велела Матреда. – Тужься. Ну же! Давай!
– Луна садится, – сказала Иалит.
Оливема взглянула на Матреду:
– Моя мать прошла через это. И она все еще жива.
– Да, милая, – отозвалась Матреда. – Спасибо тебе.
Оливема впервые признала во всеуслышание, что происходит от нефилимов, и Матреда благодарно сжала ее плечо.
Луна села. Солнце встало. В маленьком домике из белой глины было душно. Четыре женщины истекали потом. Волосы Махлы промокли так, словно она окунула голову в кувшин с водой. Глаза ее от боли сделались огромными. Она стонала, кричала, визжала. Иногда, в перерывах между схватками, она от усталости забывалась сном, приоткрыв рот, но новый приступ боли будил ее.
Солнце медленно ползло по небу.
– На корточки, – распорядилась Матреда. – Тебе надо снова сесть.
Три ночи и три дня. На корточках, лежа, исходя криком.
Она умрет, подумала Иалит. Ребенок не может выйти.
– Скоро. – Оливема продолжала успокаивать измученную Махлу. – Он скоро родится. Тужься. Сильнее.
От беспокойства голос Матреды сделался резким.
– Трудись, Махла, трудись! Мы не можем родить этого ребенка за тебя! Трудись! Тужься!
На четвертую ночь встала луна.
– Тужься! – скомандовала Матреда.
Махла издала протяжный, хриплый стон – он был ужаснее ее криков.
– Давай! Давай же!
Махла стонала так, словно ее разрывали на части.
– Давай!