Большое кино

Через два дня Либерти явилась к Эбену Пирсу с блокнотом, колчаном остро заточенных карандашей, пачкой карточек с вопросами, пометками и запасом левацких воззрений, подлежавших проверке.

Он опоздал на два часа - у его машины по пути из Джорджтауна спустила камера. Либерти не верила своим глазам, она и не представляла, что политики могут быть так хороши собой.

Он посмотрел на нее, покачал светловолосой головой, усмехнулся:

- Так меня будет пытать столь милая крошка? Вы неплохо подходите для своего ремесла.

Она тоже так считала. Вместо того чтобы сидеть в кабинете и задавать заранее заготовленные вопросы, она целый день сопровождала его по всему Капитолию, запоминая каждый его шаг.

С десяти утра до полудня Пирс присутствовал на заседании совместного комитета сената и конгресса по противоракетным системам, где прервал чье-то тоскливое бормотание цитатой из Эверетта Дирксена: "Все верно, генерал, но миллиард здесь, миллиард там - как бы это не вылилось когда-нибудь в серьезные деньги!"

С часу до трех дня - ленч с вашингтонскими "Дочерями американской революции". Поедая сандвичи с кресс-салатом и редиской, больше похожей на розы, Либерти шепотом бормотала в адрес "дочерей" самые нелестные эпитеты, что от души позабавило конгрессмена.

Далее следовало закрытое заседание комитета по ассигнованиям, и, наконец, в шесть вечера Либерти и конгрессмен приехали в "Сан-Суси" ужинать, а заодно и обсудить прошедший день. По окончании ужина она настаивала, что сама заплатит по счету, он не соглашался. В пылу спора счет был разорван пополам. В итоге заплатил он.

Их еще ожидала дискуссия в Университете Джорджа Вашингтона на тему "Обновление городов - главный национальный приоритет", где выступающие быстро съехали на дискуссию о вьетнамской войне. Под конец Пирс притащил полдюжины студентов к себе в кабинет и принялся есть с ними китайские блюда, сидя на полу.

- Вы еще тут, детка? - спросил он у Либерти ближе к полуночи, когда последний из прирученных радикалов вежливо раскланялся.

Они сидели в полутемном кабинете среди банок из-под коки, опорожненной посуды из-под китайской еды и грязных розеток из-под соуса. Впервые за весь день они остались наедине: ужин в ресторане был не в счет, так как больше походил на сцену посреди голливудской съемочной площадки. Он закатал рукава и, опершись спиной о сиденье дивана, приветливо улыбался.

- Что тут смешного? - осведомилась Либерти, не вставая с пола.

- Вы такая малышка, а задали мне целую кучу непростых вопросов.

- Неужели? А вы давали непростые ответы.

Они проговорили до утра, потом он сам отвез ее в аэропорт имени Даллеса. Она так и не заглянула в отель "Шорхэм", где редакция журнала забронировала для нее номер.

Материал был напечатан спустя два месяца. Либерти праздновала победу. Она знала, что репортаж получился. Он был бойко написан и благодаря цитатам, касавшимся только набиравшего силу университетского моратория на антивоенные выступления, имел вкус свежей новости.

Мадлон прислала ей экземпляр журнала со своей запиской:

"Знай, бесценная моя, если бы этот номер попал в руки Дмитрию, он бы слопал его и облизнулся. Оповести старушку, когда у тебя выпуск. Жду тебя в миру. М."

От беседы с Пирсом у Либерти остались не только записи, но и несколько фотографий. На одной, сделанной его секретарем, они были запечатлены вместе. Либерти вставила эту фотографию в рамку и послала ему вместе со статьей и посвящением на собственном сиреневом бланке: "Конгрессмену-мечте от юной репортерши. Однокурсницы ходят зеленые от зависти. Спасибо за все".

Она пожалела о содеянном, как только отправила посылку: сгорая от стыда, она представляла, как, открыв конверт, он читает эти наивные, бесхитростные строки.

Как-то в октябре, когда девушки, готовившиеся к уик-энду в Принстоне, наконец угомонились, раздался телефонный звонок, а за ним топот босых ног. Либерти догадалась, что слышит "легкую" поступь Бемби - студентки весом в сто девяносто фунтов. Спустя мгновение красная, запыхавшаяся Бемби ворвалась в комнату Либерти:

- Это тебя! Мужчина! Наверное, из другого города, потому что я не все поняла. Кажется, он назвался "К.М.". Знаешь, кто это?

- Клоун с манежа? - беззаботно отозвалась Либерти. Она была уверена, что звонок не имеет к ней никакого отношения, и злилась на любителя инициалов, надеясь от него побыстрее избавиться. - Алло! - проговорила она в трубку похоронным тоном.

- Здравствуйте, я просил Либерти Адамс.

- Я Либерти Адамс.

- Говорит Эбен Пирс.

Либерти стала медленно сползать на пол.

- Правда? - сказала она как дурочка, в тысячный раз читая надпись на стене: "Девушки из "Сары Лоуренс" - сучки".

- Чистая правда.

- Извините. - Либерти откашлялась. - Девушка, снявшая трубку, назвала вас "К.М."...

Она услышала его смех:

- Разве не вы так меня прозвали?

- Я? Когда?

- Конгрессмен-мечта.

- Господи! - вскрикнула Либерти.

- Я подумал, не согласитесь ли вы поужинать со мной сегодня вечером?

- Возможно, - ответила она. - А где?

- Местечко называется "Левыйвберер". Знаете?

- Кажется, это в Виллидж?

- Нет, на Коннектикут-авеню.

- Как, в Вашингтоне?