Большое кино

- Да, в Вашингтоне, откуда я и звоню.

- Но...

- За стойкой "VIP" <Очень/>персона.> авиакомпании "Истерн" вас ждет билет. Постарайтесь успеть к семичасовому рейсу. Я буду встречать вас в Вашингтонском аэропорту в восемь. У вас есть карандаш?

Либерти нашла среди настенных рисунков еще незаполненный квадратик и записала время и телефон.

- Значит, мне надо ехать в аэропорт Ла-Гуардиа?

Помолчав, он ответил:

- Знаете, Либерти, я поступаю так не каждый день. Можете не волноваться.

- Вы о чем?

- Я не каждый день приглашаю девушек провести со мной уик-энд.

- Я и не поняла, что это приглашение на уик-энд!

- Вам пора собираться! До встречи.

***

На следующее утро, стоя в ванной. Либерти думала о том, что впервые в жизни находится в квартире холостого мужчины.

Исследовав содержимое аптечного шкафчика, Либерти громко проговорила вслух: "Наркотиков не держит", - потом скорчила рожу и показала зеркалу язык. "Надо же, кого захомутала! Конгрессмена!" С ночи их одежда осталась висеть на бамбуковой вешалке рядом, и тут же белело еще что-то. Женский шелковый халатик!

Не вполне сознавая, что делает, Либерти надела халат на голое тело и тут же потонула в нем. Хозяйка халата, похоже, была гигантом. Рослая красавица, первая любовь конгрессмена Пирса.

От халата исходил приятный запах, который Либерти не могла узнать, как ни принюхивалась. Видимо, то были не духи с магазинной полки, а смесь, изготовленная на заказ. Вся ее одежда тоже, наверное, шилась на заказ, у лучших модельеров. Либерти опустила руку в карман халата в поисках вещественных доказательств своей догадки. Спички! Она покрутила коробок и прочла надпись: "Ресторан "Левый берег"". Либерти представила себе, как метрдотель ресторана шепчет бармену: "Кажется, у конгрессмена трудности. Сегодня он ужинает с карлицей".

Она поспешно сбросила халат и включила душ.

***

Итак, с самого начала Либерти ожидала скорого конца своей связи с Эбеном. Она ни разу не обмолвилась о белом халатике, но все время ждала, что его рослая самоуверенная владелица вот-вот взойдет по мраморным ступенькам дома 211 по Франклин-стрит и предъявит права на его хозяина. Подобно тому как смертник наслаждается в камере последним завтраком или сигаретой, Либерти упивалась каждым свиданием с Эбеном, подозревая, что оно окажется последним.

Пирс приглашал ее к себе в Вашингтон по выходным, а иногда прилетал к ней в середине недели, потому что, как он сам не раз ей признавался, не мог без нее жить. Он следил, чтобы ее имя не появилось в прессе, хотя в разделе сплетен то и дело упоминали его "маленькую студенточку" и "загадочное увлечение". Когда Пирсу приписывали шашни с другими женщинами, он утверждал, что это козни его агентов по связям с общественностью, уводящих ищеек подальше от нее. Ей очень хотелось в это верить.

Через три года после их первой встречи, за месяц до ее выпуска из колледжа, Эбен позвонил и сообщил потрясшую ее новость.

- Не верю, что ты мне это говоришь!

- Этого требует политическая необходимость. Либерти, - уверял он. - Я решил, что ты узнаешь об этом первой, прежде чем все разнюхают газеты.

Либерти тупо смотрела в угол коридора общежития.

- Пойми, это дочь губернатора Ратерфорда. Мы вместе выросли, вместе играли в теннис...

- Детская любовь! Значит, ты женишься на той, кого любишь с детства, а я все это время была для тебя просто потаскушкой...

Слезы жгли ей глаза, скатывались по щекам, так что промок ворот блузки. Ей было трудно говорить.

- Я люблю тебя, Либерти, и ты мне очень нужна.

- Потаскушка-сирота. Здорово звучит!

- Перестань! Моя настоящая любовь - это ты.

- Конечно, поэтому ты женишься на другой. Любишь меня, а на нее у тебя политические виды.

- С моей стороны было бы глупо сваливать все на одну политику, но мы все равно сможем... - Он замялся.

- Сможем - что?

- Послушай, Либерти, нам совершенно не обязательно менять наши отношения.

- Господи! - не выдержала Либерти. - Исчезни! Никогда больше не звони и не появляйся.

За первую неделю после этого разговора она похудела на пять фунтов и затерла до хрипа пластинку "Битлз" "Let It Be".

Во время выпускных экзаменов она перемещалась по студенческому городку с видом пациентки кардиологического отделения, недавно перенесшей операцию на открытом сердце.

Размазывая слезы, она подставляла лицо весеннему ветерку. А какой великолепной была та весна! Повсюду цвели азалии, рододендроны, фиалки. Девушки вплетали цветы себе в волосы.

Либерти носила фиалки в ушах вместо сережек и изливала горе пятидесятилетнему профессору современной литературы, последняя книга которого незадолго до того поднялась до второго места в списке бестселлеров "Нью-Йорк тайме". Но утешение, которое он дарил ей в постели, мало помогало ее горю.

***

Через год после разрыва Эбен позвонил Либерти во "Флэш", где она трудилась репортером-исследователем отдела кино, а вернувшись с ленча, она нашла на рабочем столе приглашение на ужин и побежала советоваться с Мадлон.

- Я не подкачаю, - заявила она, чувствуя себя на коне и считая, что у нее хватит самообладания.