Большое кино

Либерти села на кровати и долго смотрела в потолок.

- Ты хочешь сказать, что мой обман - это не так уж страшно?

- Во-первых, ты не обманывала, а просто не говорила всей правды. Ты сказала мне, что выросла в заведении вроде "Марикнолла". Если бы ты назвала его приютом Святой Марии, я бы и глазом не моргнул - но все равно уже на второй год я все о тебе выведал.

- Что?!

- Навел о тебе справки.

Она в задумчивости оперлась на локоть.

- Вот сволочь!

- Если хочешь знать, я пытался разыскать твою родню.

- Неужели? Какое благородство!

- Я тоже так думал. Хотел преподнести тебе на день рождения сюрприз.

- И что же?

- Все оказалось крайне сложно.

- То есть?

- То есть тебя передали в приют Святой Марии на Реке анонимно.

- Итак, стопроцентный подкидыш! - Она криво усмехнулась.

- Я люблю тебя, Либерти Адамс, и мне не важно, что ты выросла в нищем приюте и была, как ты говоришь, дешевкой.

Я люблю все, через что ты прошла, потому что это сделало тебя такой, какая ты есть.

- Как романтично!

- Я знал, что тебе понравится.

- Долго сочинял?

- Ты же знаешь, у меня штат помощников.

- Есть еще какие-нибудь заготовки?

- У меня другое на уме... - Пирс хотел ее обнять, но она снова вывернулась.

- Да, я была дешевкой, но сексом не занималась. В день убийства Кеннеди я пошла в подвал с парнем, который попытался исправить это упущение, пустив в ход средний палец, но президент был застрелен в тот самый момент, когда это должно было со мной произойти, и я решила: это знак, что мне лучше повременить еще несколько лет.

- Мудрое решение! - Пирс поцеловал ее в шею.

- Наслаждаешься? - усмехнулась она.

- Более или менее.

- И нисколько не сомневаешься, что я досталась тебе невинной?

Он недоуменно покачал головой:

- Знаешь, я никак не могу понять, неужели для такой современной женщины, как ты, это имеет хоть какое-то значение?

- Действительно странно, - согласилась Либерти. - Наверное, дело в том...

- Ну, в чем?

- Нет, не скажу.

Он, словно шутя, заломил ей руку за спину:

- Выкладывай!

- Пошел к черту! Не скажу.

- Тогда я сам. Тебе не дает покоя - задним числом, если я правильно понимаю, - что тем вечером в Вашингтоне ты пришла ко мне девственницей.

Она кивнула:

- Представляешь, я вынуждена любого сравнивать с тобой!

Этот старше Эбена, тот слабее, у того нет его чувства юмора, зубы не такие белые, язык... - Она умолкла, глядя, как он послушно показывает кончик языка. - Язык не...

- Иди сюда. - Она нырнула в его объятия. У него был лучший на свете язык, просто непревзойденный, и ей казалось, что она утоляет жажду из горного источника.

- Что-то не так? - спросил Пирс, отодвигаясь и пристально глядя на нее.

Она закрыла ладонями лицо.

- Я все еще в тебя влюблена.

Он убрал ее ладони, нежно заглянул в глаза:

- Как ты думаешь, зачем я здесь?

- Чтобы меня трахать.

- Все еще нервничаешь? Ничего, это мы поправим. - Она ожесточенно затрясла головой. - А теперь что?

- Сегодня мне не хочется проводить с тобой время в постели.

- Я догадался.

Она прижалась к нему и вздохнула, когда он крепко ее обнял. Это походило на плавание по знакомой реке по прошествии многих лет: оказывается, она помнила и этот изгиб, и тот... Они долго лежали неподвижно. Он как будто согласился ждать, пока она успокоится.

- Тебе действительно худо? - наконец спросила Либерти.

- Нет, просто страшно много дел. Так много, что некогда остановиться и подумать.

- Вообще никогда?

- Слишком редко... Похороны Корни, смерть отца...

- Ну да, ведь ты схоронил отца!

Пирс пожал плечами:

- Он был мерзавцем старой закалки и считал, что лучший отец - тот, который мучит сына. Этим он и занимался все время после моего рождения. Умер с уверенностью, что сделал великое дело: запустил меня в политику. Ему всегда хотелось, чтобы мы вернулись на выборные должности: я - первый Пирс в конгрессе с тех пор, как мой пращур Фредди помер прямо в палате в девятьсот восьмом году.

- Ты и твое долбаное родовое древо!

- Какое своевременное напоминание! - Он затащил Либерти на себя. - Не пора ли?

Она чувствовала его готовность и знала: когда они займутся наконец любовью, это будет фантастический восторг, много лучше прежнего. Но сама она еще не была готова восторгаться.

- Лучше сперва немного меня пообнимай.

- Пожалуйста, сколько попросишь.

- Звучит как клятва в пожизненной верности. - Он не ответил, только потерся о нее подбородком, и Либерти вздрогнула, почувствовав укол его щетины. - Отлично помню, где я была, когда прочла в "Интернэшнл трибюн" некролог на Корни: в Германии, в Висбадене. Я делала для "Флэш" репортаж о выдаче заложников.

- Да, эта твоя статья... Там было очень сильно написано про одиночество и чистилище.

Либерти только отмахнулась: