— А я и не сомневаюсь — куда тебе ходить? Ты теперь начальник, голова-а! — Долганов смотрел теперь на Шумкова без насмешки, но сердито. — Обещали соль привезти к началу отела, а привезли когда? Зачем нам теперь соль? Через три дня мы откочуем на летние пастбища!
— Ну ладно, ладно, Михаил, не ругайся, — примирительно с заискивающей улыбкой остановил брата Шумков. — Наша вина, чего там толковать об этом. Лучше вот послушайте, как мы нынче на гусей поохотились…
И он принялся торопливо и излишне громко, словно боясь, что его опять перебьют, рассказывать о том, как он охотился на гусей:
— Весь гусь нынче, братцы, верхом прошел! Уехал я с одним приезжим человеком на Дресванку — три дня там просидели, пять гусей всего убили. Гусей, брат, полным-полно, но все верхом да верхом шуруют, под самой луной — не достанешь, хоть караул кричи! Бирюков с нами был, он видит такое дело — и сразу рванул по насту на Пронькинский перевал. Собаки у него, как волки, нарта пустая, носится как черт по тундре, везде поспевает, ну и конечно, настрелял гусей больше всех — двадцать штук. Смотрю я, мой пассажир охотой недоволен, а надо ему обязательно показать настоящую охоту! Все-таки человек из области. Ну, я и говорю ему: «Поехали, Алексей Сергеевич, на Шкиперовскую бухту, багул постреляем?» — «Вези, — говорит, хоть черту в зубы, лишь бы вдоволь пострелять». Ну, приехали, палатку поставили, гляжу — багулы летают. Хорошо! У меня новое пятизарядное ружье, специально по заказу из Тулы прислали, а у моего приятеля ружье — еще похлеще — бельгийское, автоматическое. Ну и поохотились мы — повоевали! Пятьдесят багул за два вечера убили! Спрашиваю пассажира: «Ну как, Алексей Сергеевич, довольны вы охотой? Хватит багул или еще постреляем?» — «Хватит, хватит! Увезти бы это». — Рассказывая, Шумков возбужденно жестикулировал и весело, бесшабашно улыбался. «Ну, хватит так хватит. Тогда завтра по насту поедем в поселок». Вечером я одну багулу общипал, слышу — вроде рыбой отдает. Другую общипал — то же самое. Ну, думаю, показалось мне. Сварил суп — точно, мясо рыбой отдает! Пассажир мой плюется, сердится. «Ты чего, — говорит, — не сказал мне, что эти птицы рыбой питаются. Они ведь в пищу непригодные, зря стреляли их!» Вот черт! Никогда багула рыбой не пахла, а тут удивительное дело — все как одна рыбой воняют. Пришлось в поселок ехать с пустыми руками. Отдал пассажиру всех своих гусей. Так и не поохотились ладом…
— А багулы? — напомнил Долганов.
— Что багулы?
— Ну как чиво? Багулы не добыча разве?
— Так я ж тебе говорю, что багулы все рыбой провоняли!
— Ну так что, что рыбой пахнет? Нерпа еще больше рыбой пахнет, а ты же ешь ее. — Долганов недоуменно пожал плечами. — Чего ты, Васька, говоришь? Пятьдесят багул убили, а говоришь, с пустыми руками в поселок приехали — совсем уж язык заплетается.
— Так я ж тебе сказал, что багулы-то рыбой воняли! Не понятно? Ну, выбросили мы их!
— Как выбросили? Всех выбросили, что ли?
— Ну конечно, всех. Все они воняли рыбой, всех и выбросили.
Пастухи удивленно переглянулись, подавленно молчали.
— Да-а, не повезло вам, Василий Петрович, — сочувственно сказал корреспондент и покачал головой — волосы у него были под цвет шапки — рыжие и растрепанные, взгляд его выпуклых серых глаз показался Родникову неприятным.
— А багула — это что? Местное название гаги? — нарушил гнетущую тишину зоотехник, обращаясь к Долганову.
— Багула, она и есть багула, — хмуро ответил Долганов. — Может, по-научному и гагой ее зовут, такая большая птица, чуть меньше гуся, самец черный с белым, самка серая…
— Ну так это и есть гага! — обрадованно воскликнул зоотехник, и на сухощавом большеносом лице его выразилось крайнее довольство. — Так, значит, вы, Василий Петрович, гаг настреляли и всех выбросили? Неужели вы не знали, что гагачий пух имеет большую ценность? Гораздо большую, чем само мясо! Ведь из гагачьего пуха шьют самые великолепные, самые теплые спальные мешки. Неужели вы этого не знали? Такое добро выбросили — ай-яй-яй!
— Недавно я такой спальник из гагачьего пуха в Певеке купил за полтораста рублей, — заметил корреспондент, нетерпеливо придвигаясь поближе к столу.
— Кушайте, все готово, — застенчиво улыбаясь, пригласила Татьяна гостей к столу, но смотрела она при этом на корреспондента, считая его, вероятно, самым главным начальником.
Во время еды Долганов и Фока Степанович продолжали расспрашивать Шумкова о поселковых новостях, но было видно, что расспрашивают его они не столько из любопытства, сколько из чувства гостеприимства.
Впервые Шумков не привез в бригаду водку. Это удивило Родникова и обрадовало. Но скорее всего, он просто побоялся корреспондента, или что-то иное помешало ему.
Когда все насытились, Татьяна убрала миски и, выставив на столик чайные блюдца и чашки, принялась разливать крепкий душистый чай. После чая Шумков деловито придвинулся к Долганову: